vault-girl
Демоны на острие иглы
Автор: Rina
Фандом: Fallout New Vegas
Персонажи: жКурьер, Вульпес Инкульта
Жанр: AU
Размер: макси
Статус: в работе
По участившимся просьбам продолжаю здесь выкладку. Сразу несколько глав, продолжение под катом в комментариях. А свежие проды всегда в моем дневнике.
Главы 5-8.Глава 5.
Вербовка.
Глава 6.
Ненависть.
Глава 7.
Дело чести.
продолжение в комментариях
Автор: Rina
Фандом: Fallout New Vegas
Персонажи: жКурьер, Вульпес Инкульта
Жанр: AU
Размер: макси
Статус: в работе
По участившимся просьбам продолжаю здесь выкладку. Сразу несколько глав, продолжение под катом в комментариях. А свежие проды всегда в моем дневнике.
Главы 5-8.Глава 5.
Вербовка.
Рэй поежилась и зябко растерла окоченевшие плечи. С темнотой пришел холод.
Синие сумерки, сладковатый запах дыма. Полыхающее зарево лагерного костра над ровными хребтами полотняных тентов, негромкое потрескивание факелов с ореолом пляшущих искр, порывисто взметающихся ввысь, к первым проклюнувшимся звездам. Ветер разносит в стенах форта гулкое звяканье посуды со стороны полевой кухни, слышен низкий утробный рев браминов вдалеке. Приглушенные выкрики и отрывистые команды из-за ограды арены – поздние учения или чей-то тренировочный спарринг.
Рэй устало улыбнулась – металлический питомец сонно дрейфовал возле входа в штаб. Курьер запустила режим следования, провела пальцами по боковой антенне, снимая тонкую пленку серо-желтой пыли; ЭД-Э ответил радостной трелью.
Внезапный толчок в плечо – не грубо, но довольно ощутимо. Рэй стремительно обернулась, изогнув запястье и готовясь выхватить спрятанный в рукаве стилет. Вульпес Инкульта стоял за ее спиной и внимательно наблюдал за роботом; не отрывая глаз от парящего перед ним механизма. Затем вновь легко толкнул ладонью курьера в лопатку - девушка отшатнулась, как от ненормального. ЭД-Э невозмутимо развернул колючки антенн к легионеру и плавно переместился за спину Рэй, занимая привычное положение.
- Как он расценивает враждебность по отношению к тебе? – поинтересовался мужчина, наклоняясь вперед и с любопытством разглядывая крошечные сопла на днище робоглаза. Рэй усмехнулась:
- Кажется, подобная информация должна быть моим тактическим преимуществом. Я ведь не спрашиваю тебя о паролях для опознавания своих вне легиона.
- Возможно, я и сам сообщу их тебе, - расплывчато намекнул шпион, искоса обращая взор к Рэй. Та выжидательно скрестила руки на груди.
- У него задержка времени отклика, да и работает он до странного тихо, словно не в полную мощь, - задумчиво произнес Вульпес, делая шаг вправо, собираясь осмотреть робота с другой стороны.
- Откуда ты зна…
- Читал о подобных моделях, - мягко оборвал курьера фрументарий. Затем выпрямился и вновь обратил внимание к девушке, с узких губ не сходила призрачная тень улыбки. – Тебя это удивляет – мои познания в технике? Не стоит делать скоропалительных решений и выносить вердикт всему обществу, основываясь на поверхностных сведениях о его уровне развития.
Курьер не ответила, вызывающе выдерживая прямой пристальный взгляд легионера. Вульпес склонил голову на бок и продолжил в том же снисходительном тоне:
- Разобрать его ты мне все равно не позволишь, так что… оставим эту тему.
- Ты абсолютно прав, - хмуро хмыкнула Рэй. Нечто похожее на искорку веселья на мгновение промелькнуло в чуть прищурившихся голубых глазах мужчины. Легионер вздохнул с картинным сожалением:
- В таком случае, обратимся к тем материям, которые больше интересует тебя. Идем…
Приглашающий жест рукой; Вульпес медленно двинулся вдоль тропы, ведущей с холма вниз к лагерю. Рэй последовала рядом, подстраиваясь под неторопливый размеренный шаг. Встречный патруль отсалютовал фрументарию, тот сдержанно ответил тем же жестом: сжатым кулаком от сердца, выбрасывая руку раскрытой ладонью вперед. Солдаты со смесью любопытства и недоверия покосились на сопровождающую его девушку; декан с опаской обошел стороной двигающегося прямо над серединой тропы робота.
- Ты говорила, что успела составить мнение о легионе за время своей утренней экскурсии по форту, - произнес Вульпес после минуты в тишине. – Позволь мне указать на твои ошибки.
Они остановились на каменистом краю низкого обрыва; Рэй, хмуро сложив руки на груди, замерла чуть поодаль, держа дистанцию. Впереди раскинулась центральная площадь форта, темные походные палатки строгой окантовкой окружали вытоптанный плац вокруг костра, их ряды ровными лучами расходились по крепости до самого частокола. Едва уловимый привкус жареного мяса в воздухе. Сложенный из массивных бревен костер ревел под шквалами ветра, разрежая сгущающийся мрак яркими, рваными сполохами.
По фигурам стоящих на обрыве людей скользили тусклые тени рыжего племени. Вульпес повернул голову к курьеру.
- О целой культуре, о могучей цивилизации ты судишь всего лишь по одному походному лагерю, - вздохнул он. В голосе звучала грусть. – Выносишь вердикт, увидев лишь несколько укреплений, расположенных на передовой линии.
Опустив голову, он исподлобья смотрел на лежащую впереди долину, на готовящуюся ко сну ретентуру форта. Два легионера на колченогой, еще довоенной облупившейся скамье у огня, негромко переговариваясь, латали кожаные нагрудники. Возле ног солдат дремал крупный пес, подставив лохматый свалявшийся бок теплому свету; лапы чуть подрагивали в беспокойном сне.
- Это фронт, здесь идет война. Кровь, насилие, смерть - мы истребляем врага, не считаясь с потерями. Это не просто борьба за территорию - это война двух миров, двух культур, чужеродных, почти антагоничных… Непримиримых.
Вульпес вновь взглянул на курьера, демонические отблески огня плясали по заострившимся углам узкого лица, по тонким губам. В расширенных зрачках блестели мерцающие искорки отражения.
- Я видел оба. Ты – лишь один. И из двух миров я предпочту тот, в котором смогу оставить ночью дверь открытой и выйти в город без оружия. В тишине – без уличного ворья, без разгульных попоек, без шлюх, попрошаек и прочей мрази. Не опасаясь за свою жизнь. Потому что наши законы – это добытый кровью мир, выстраданный, выкованный жестко и жестоко. Это справедливая гратификация и справедливое наказание, соблюдение простейших правил, которые за тысячи лет своего существования подспудно вывело человечество: не кради, не лги, не прелюбодействуй...
- Ты забыл добавить «не убивай», - растягивая слова, с сарказмом заметила девушка. Инкульта нарочито рассмеялся: чуть запрокинув голову, коротко, но заразительно. Открытый, искренний, негромкий смех – так не может смеяться человек с ледяным камнем вместо души, так не смеется палач, приговоривший к жуткой смерти поселок мирных жителей. Если только и то, и другое не вписывается в его картину мира с непринужденной легкостью, как верное и правильное.
- Надеюсь, ты понимаешь, сколь глупо звучит это утверждение на линии фронта, - ответил Вульпес, морща уголок губ в легкой усмешке. – Si vis pacem, para bellum, кто-то должен этим заниматься. Смерть шагает об руку с такими, как мы. Поэтому… - легионер чуть склонился к лицу Рэй и понизил голос:
- Поэтому Цезарь и не предлагал тебе вступить в легион.
Фрументарий двинулся с места, продолжая неторопливый кружной спуск к сердцу лагеря. Рэй следовала рядом, едва сдерживаясь, чтобы не забежать вперед, поперек тропы, и не потребовать у мужчины разъяснений. Впрочем, после паузы он изложил свою точку зрения напрямую:
- В армии для тебя нет места: ты женщина; никто не пойдет на исключения и поправки в уставе. Я не вижу тебя в роли почтенной матроны, хозяйки поместья в центре Флагстаффа: в гипюровом ореоле лености, окруженной толпой юных прислужниц - женою консула или наместника. Не вижу жрицей Марса - матерью легиона, наставницей, дарующей детям лучшее будущее, нежели их выродки-родители. Для работы на земле у тебя тонкая кость, для торговли, хмм… откровенно говоря, не достает способностей. Твое место там, где ставкой является жизнь – не отрицай, я знаю, что это есть в тебе. Я наблюдал, я слушал – кое-что из найденного может не понравиться тебе… Но речь не об этом: мы оба нарушаем человеческие законы, убивая себе подобных. Это не проходит даром - свою сущность не вытравишь из крови, кроме как с последней ее каплей. Курьер. Охотник, наемник…
Вульпес остановился на мгновение. В голосе звучала насмешка, но взгляд был убийственно серьезен:
- Или предпочтешь расслабленное существование обывателя, с которым твоя натура не сможет примириться?
Рэй ощутила скользкое, неприятное чувство, будто кто-то покопался у нее внутри холодными тонкими пальцами - с хирургической точностью, ничего не потревожив, но оставив стойкий осадок от чужого присутствия. Хотелось возражать, исступленно кричать, сжав кулаки: «Нет, я не такая!».
К чему истерики, если они оба и так знают правду? Работа курьера не выбирает тебя – это ты выбираешь собственный путь, на который вступаешь на свой страх и риск. Сам определяешь правила игры, где, по сути, правило лишь одно: сумей выжить любой ценой, не считаясь ни с кем и ни с чем.
- Твое присутствие в форте – полностью моя инициатива, - вскользь заметил Инкульта, не ставя никакого акцента на сказанном. - Цезарь не нуждается в дополнительном пушечном мясе в первых рядах манипулы – куда более важна твоя репутация, нежели умение вышибать республиканским солдатам мозги с расстояния в милю. Я дам тебе лучшее будущее; за верность и честность у нас принято вознаграждать по заслугам. Впрочем… мы пришли. Ты ведь голодна, не так ли?
Неожиданный, обрывистый переход на другую тему удивил, чуть заштриховал мерзостное ощущение, но где-то глубоко под кожей все еще потаенно ныли ледяные занозы пророненных мыслей, которые дадут знать о себе в дальнейшем. Этот человек лично позаботился о ее вербовке? Слова фрументария вызывали странный отклик, словно эхо в полом колодце, словно отражение в серебряном зеркале: одновременно и точное, и искаженное. И верное - до срастания с костью и нервами, и чуждое - до дикого болезненного неприятия и отторжения. Вновь смутный иррациональный привкус присутствия неумолимого фатума, витающего в воздухе, сплетающего невесомо-тонкие нити в прочную сеть. Будто с первой секунды их знакомства оба оказались намертво скованы общими интересами, в неожиданном и непредусмотренном узоре пересекающихся друг с другом линий. Возможностей исхода не так много: либо срастись и вжиться в этот взаимовыгодный союз, либо устранить, оборвать пока еще непрочную связь сразу. Увы, последняя возможность уже давно упущена в Ниптоне...
Они шли вдоль длинных столов, где небольшими группами расположились ужинающие солдаты. Две рабыни под сопровождение вульгарных шуток и шлепков проворными неприметными тенями сновали меж лавок, разнося воду в глиняных кувшинах. Гомон, звучные взрывы хохота, звон посуды, металлический стук ложек и сытая отрыжка. Доминирующее тяжелым облаком смешение запахов вываренной еды. Несколько легионных псов, в напряжении чуть шевеля хвостами, ожидали возможности перехватить кусок, неотрывно наблюдая за солдатами.
Пища на столах обильная, но скромная: кукурузный хлеб, густой мясной бульон, пористый бледный сыр, масло, немного фруктов. Инкульта не остановился, ведя курьера за собой в дальний конец полевой кухни к тенту, подальше от шумной толпы.
Отрезанный от посторонних взглядов закуток почти возле самой внутренней клавикулы, окруженный нагромождением ящиков, бочек, мешков и металлических бидонов. С некоторым удивлением курьер заметила в углу под навесом большой рефрижиратор с помятыми боками; обмотанный изолентой пучок кабеля запитывался к ядерной батарее.
Перед палаткой тлел выложенный кирпичами очаг. Смуглая пожилая женщина в застиранной рубахе с намалеванным на груди крестом старательно перемешивала дымящееся варево в закопченном чане – пахло одуряюще аппетитно! Рэй почувствовала, как ее желудок спазматически стиснуло в жадном ожидании пищи. Ради полной плошки похлебки курьер сейчас готова была не только согласиться на все предложения фрументария, но и продать душу, честь и совесть за бесценок. Вульпес, оттеснив девушку в сторону, скрылся за нагромождением ящиков – вернулся через секунду, гремя парой алюминиевых мисок. Пока старуха перед котлом опасливо косилась на застывшего в десятке футов от нее ЭД-Э, легионер потянулся миской в чан.
- Пшел вон, не готово еще! – визгливо прикрикнула старуха, замахиваясь на фрументария половником. Пустые миски разочарованно звякнули начищенными боками. Вульпес ловко ускользнул из-под неуклюжей траектории орудия старой женщины и заливисто расхохотался.
- Марта, Марта… Как всегда не в духе, - укоризненно покачал головой легионер.
Женщина что-то ворчливо пробормотала, стряхивая налипшие на половник разваренные ниточки трав обратно в суп. Потом все же соизволила сменить гнев на милость:
- Посмотри, кажется, в котле каша с обеда осталась.
- Каша? – прищурившись, уточнил Инкульта. Вместе с курьером они подошли к черному чугунку со слипшейся крупой, перемежаемой мелко порубленным мясом – Рэй готова была съесть что угодно. Вульпес зачерпнул полную миску разваренных комков и протянул девушке, нарочито громко, чтобы слышала кухарка, пояснил:
- Многих рабов за подобные вольности давно бы высекли кнутом, но, увы: кто еще будет так готовить?
Должной реакции на брошенное вскользь замечание не последовало: куда больше беспокойства своим присутствием у женщины вызывал застывший у опорного столба робот: рабыня все еще с подозрением поглядывала на неизвестный механизм, издающий ровный шелестящий гул.
- Молчи уж, нахал, - беззлобно огрызнулась кухарка на легионера, не сводя подозрительного взгляда с ЭД-Э. - Я стряпала еду для претория, когда ты еще на свет не появился! И до сих пор делаю это лучше всех!
- О, Марта! Те немногие годы, что я питаюсь под твоей бдительной опекой, насыщены достойными преклонения пайками! Это пики удовольствия на фоне моего гастрономического бытия! Твоя кукурузная каша превосходит творения любого профлигата в ресторанах Вегаса, а твои божественные лепешки…
Фрументарий, вполголоса расточая дифирамбы, попутно приподнимал крышки глиняных горшков, сгрудившимся на столе плотным скопом, и изучал их содержимое. Впрочем, поиски его были безрезультатны.
- Не лезь, пусто! – заметив его действия, взвизгнула старуха, и мягче добавила: – Глянь там между ящиков, Мэлоди только молока принесла.
Торжествующий легионер добрался до большого нагревшегося бидона, хитро подмигнул курьеру и тихо пробормотал: «О, безотказная сила тщеславия…».
Две полные жестяные кружки для себя и для Рэй. Скупо плеснул теплого парного молока в ссохшуюся кашу, достал с укрытого мешковиной стола круг ржаного хлеба, разломил пополам.
Ели торопливо и жадно - каша оказалась действительно вкусной. Не говорили, и Рэй была благодарна за это – ни слова о деле. Тем временем на офицерскую кухню заглянул преторианец из личной гвардии Цезаря: молодой плечистый парень почти семи футов роста. Курьер и фрументарий молча наблюдали, как сухонькая старушка храбро изгнала со своей территории здоровенного детину, сварливо бранясь и потрясая половником. Претор ненадолго задержался возле лавки, где Рэй доскребала остатки каши со дна миски – от такого исполненного голодной ненависти присутствия последний кусок вставал поперек горла.
- У фрументариев и агентов Цезаря особые привилегии, - нарочито облизывая ложку, пожал плечами Вульпес, и пояснил не то специально для Рэй, не то в ответ на немую гневную инкриминацию гвардейца. - Официально ужин через полчаса: дисциплина прежде всего.
В полумраке было видно, как мышцы напряглись на бычьей шее массивного воина. Сжав кулаки, он тяжелым шагом покинул кухню.
Рэй, сыто разомлев, откинулась на спинку лавки. Фрументарий разглядывал металлическую кружку с парным молоком, на нагретые стенки которой лезла мелкая мошкара. Ленивыми движениями пальца Вульпес скидывал привлеченных теплом назойливых мошек с неровных краев.
- Если у тебя остались вопросы – задавай.
Курьер закинула руки за голову и прикрыла глаза. С сонной неохотой негромко произнесла:
- Это ведь офицерская кухня… Мы могли спокойно поесть в другой обстановке. Ты привел меня сюда ради еды или… ради Марты?
Вульпес тихо хмыкнул и щелчком ногтя отправил насекомое с кружки в продолжительный полет. Не глядя на курьера, вкрадчивым тоном поинтересовался:
- Ты ведь и сама знаешь ответ, так для чего спрашиваешь? – После паузы все же соизволил уточнить: - И то, и другое.
Девушка чуть переместилась, сдвигаясь с давящей на позвоночник перекладины скамьи, устроилась удобнее. После плотного ужина клонило в сон.
- Такие, как Марта – скорее, исключение из правил? Она ведь рабыня…
- И лучший в легионе повар, - оборвал Вульпес. - Цезарь хотел сделать ее вольноотпущенницей – она отказалась.
- Почему? – Рэй неохотно открыла слипающиеся глаза и повернулась к собеседнику. Фрументарий отпил молока и задумчиво проводил долгим взглядом снующую возле кухонных горшков старуху.
- Больше ответственности, - сухо ответил он. - Гражданин сам распоряжается собственной жизнью, а рабу не приходится думать: у него есть работа, кров, пища и защита. Хозяин… с хозяином может повезти по-разному, но Марте повезло.
Курьер внимательно посмотрела на Вульпеса, тот вздохнул:
- К тому же, не все рождаются истинно свободными. Точно так же, далеко не каждого можно сделать рабом.
Рэй опустила локти на стол и заглянула фрументарию в лицо:
- Почему же не предоставить человеку волю самоопределения? НКР живет вне подобных категорий, так почему легион считает свою политику лучше, если постоянно приходится блюсти эти крайние меры?
- НКР, - презрительно фыркнул мужчина. – Собаки, питающиеся отбросами рухнувшей цивилизации. Римская Империя доминировала в мире более тысячелетия, а демократия… К чему привел этот строй? Едва ли двести лет техногенного развития, игры в равноправие, заведомо неосуществимые, противоречащие всякому здравому смыслу и заложенным природой инстинктам.
Вульпес с негромким стуком рубанул ребром ладони по столу.
- Стая и вожак: идеальный вариант, предложенный и оправданный реальностью выживания еще задолго до появления первых проблесков мысли у homo sapiens. Но им нужна эта иллюзия прогресса… и что планета получила в итоге? Выжженную пустыню, землю, превращенную радиацией в безжизненную и бесплодную пустую породу, павшее человечество, вновь отброшенное в каменный век. И НКР, не наученное этим уроком, берется за старое… Наступает на те же грабли, хотя яркое доказательство их ошибки – сам мир, который нам достался от предков.
Фрументарий поднялся с места, отодвигая миску.
К полевой кухне начали медленно стягиваться старшие офицеры легиона, спокойствие сменилось оживлением. Кухарка суетливо громыхала посудой в дальнем углу тента, все еще боязливо огибая ЭД-Э стороной. Курьер и фрументарий направились прочь все с той же размеренной неторопливостью.
Говорил Вульпес, Рэй молчала. Где-то в глубине души не желала слышать и в то же время не могла отвлечься от текучего, словно теплый мед, голоса, который грубо разбивал в острые колючие осколки все ее прежнее мировоззрение. Наверное, так проповедник обращает в свою веру, взывая к голосу разума, к самим потаенным инстинктам, к невыявленным потребностям и желаниям. Выводит наружу то, что всегда казалось истинным и верным, но пока идеи не примут обличие слов, о них не задумываешься, воспринимая невыраженное чувство как данность.
Рэй чувствовала чужую игру, видела прозрачные нити в пальцах кукловода. Знала, что сейчас этот человек нашел все ее больные точки и мягким, расслабляющим массированием, концентрацией на определенных моментах, овладевает ее разумом. Он говорит то, что ей хочется слышать. Тщательно выделяя из общей картины то, что ей нужно слышать. Пусть. Она подумает об этом после.
Противоречивые эмоции боролись внутри: умом курьер понимала, что лучше бы ей оказаться в десятке миль от этого наводящего жуть места, но, с другой стороны, интуиция советовала не спешить с выводами. Рэй чувствовала, что здесь пахло не только большими деньгами, но и головокружительными перспективами: осталось лишь определить, с какой стороны подступиться и ухватить лакомый кусок, чтобы не обжечься и не остаться без пальцев. Сейчас… пусть он убедит ее, пока она согласна на это.
Вульпес чуть ускорил шаг, увлеченный развитием собственной мысли – выражением его идеологии, которую он пытался донести до девушки. И курьер подстроилась под его темп.
- НКР использует систему, неприменимую к реальности. Мир изменился: это дикая пустошь, а не светский раут. По ту сторону реки считают, что достаточно снять шкуры и племенное ожерелье с дикаря и выдать ему полный комплект цивильной одежды, а затем предоставлять полную свободу в рамках демократического общества. Они ожидают сознательности от нового гражданина. Дикарь, пусть даже отмытый, продолжит воровать, убивать и насиловать. Активно принимать алкоголь и наркотики – на открытом рынке НКР у него гораздо больше подобных доступных возможностей. Потом они сбиваются в банды: и вот те же дикие племена – уже в роли граждан - покупают у республики оружие в свободном доступе и направляют против нее же. Никаких изменений: НКР просто дает дикому зверю стальные когти.
Краткая пауза, полсотни шагов в тишине. Вновь ряды палаток, на этот раз куда больше занято спящими. Пара патрульных, обходя лагерь по периметру, поддерживает огонь угасающих факелов, давая пищу гаснущему пламени.
ЭД-Э вертелся возле Вульпеса, словно игривый пес; локаторы развернуты в направлении легионера. Рэй никогда не понимала до конца поведение своего механического спутника, его приоритеты и «симпатии». Поддерживать двигатель, приводы и шестерни в рабочем состоянии – это одно. Совсем другое – понять, что за информационные процессы скрыты в памяти под этой потрепанной обшивкой. Возможно ли, что сейчас он с тем же вниманием поглощал изложение чужой точки зрения?
- Могут ли граждане НКР спать спокойно, не ожидая, что толпа бандитов ворвется в их дом и заберет все: деньги, пищу, жизни? Возможно, это даже будут бандиты в военной форме... Распущенные животные без веры, чести и морали. Их республика вызывает жалость: это реабилитация больного, у которого схвачены гангреной и руки, и ноги. Пораженные участки нужно отсекать без сожалений, но они поступают ровно наоборот: культивируют свою болезнь. Гниль идет изнутри: все покупается и все продается. Их демократия – это не приоритеты государства, это приоритет собственного Я. И это «я» изгажено пороками. Неорганизованное, ленивое, безответственное стадо, где каждого интересует лишь целостность собственной шкуры. Тебе не нужны примеры – ты видела Ниптон.
Фрументарий остановился. Голубые глаза в пробирающей дрожью близости от лица курьера.
- Строгая иерархия. Дисциплина. Жесткие правила - за неподчинением следует наказание, исключения не рассматриваются. Легион несет в первую очередь Порядок и Закон. Только так можно выжить, не скатиться к племенным общинам, и сохранить хоть какие-то остатки цивилизации, право быть человеком. Если эти животные не способны быть людьми, то мы надеваем на них ошейник. Рабский ошейник, как они того заслуживают.
Теплая мужская ладонь мягко, но настойчиво обхватила плечо Рэй, тяжелый взгляд приковывал. Будто птичка под гипнотизирующим пристальным взором кобры, а кольца чешуйчатого тела уже обвиваются вокруг тела... Сжимают все теснее: так, что трудно дышать.
- Я знаю, ты способна сделать верный выбор.
Глаза в глаза. Он лично обещает ей иной мир. И она уже готова поверить…
Курьер дернула плечом, высвобождаясь из обхвата пальцев. Вульпес опустил руку без всякого сопротивления. Чуть замешкавшись, произнес с легкой растерянностью, словно после экзальтации проникновенной речи окунувшись обратно в реальность:
- Мы на месте: твоя палатка. Через четыре часа курсор доставит тебя обратно, на другой берег. Пока все, что тебе нужно знать: оплата за сотрудничество составит пять ауреев в неделю; особые задания будут вознаграждаться отдельно: оружие, деньги, медикаменты – на твой выбор. Если я обнаружу, что с тобой действительно можно вести дела – пересмотришь условия на более выгодные с Цезарем лично. Пока же ты в моем подчинении.
Рэй, потупив взор, старалась не встречаться с мужчиной взглядом. Ей действительно предстояло многое обдумать.
- Я буду ждать тебя на рассвете второго дня в Нельсоне, - произнес Инкульта. - Лукулл отметит место на карте. Сейчас мне пора идти, а тебе стоит выспаться… Vale.
Уже почти развернувшись, чтобы уйти, фрументарий в нерешительности замер вполоборота и тихо добавил:
- Спокойной ночи, курьер.
Синие сумерки, сладковатый запах дыма. Полыхающее зарево лагерного костра над ровными хребтами полотняных тентов, негромкое потрескивание факелов с ореолом пляшущих искр, порывисто взметающихся ввысь, к первым проклюнувшимся звездам. Ветер разносит в стенах форта гулкое звяканье посуды со стороны полевой кухни, слышен низкий утробный рев браминов вдалеке. Приглушенные выкрики и отрывистые команды из-за ограды арены – поздние учения или чей-то тренировочный спарринг.
Рэй устало улыбнулась – металлический питомец сонно дрейфовал возле входа в штаб. Курьер запустила режим следования, провела пальцами по боковой антенне, снимая тонкую пленку серо-желтой пыли; ЭД-Э ответил радостной трелью.
Внезапный толчок в плечо – не грубо, но довольно ощутимо. Рэй стремительно обернулась, изогнув запястье и готовясь выхватить спрятанный в рукаве стилет. Вульпес Инкульта стоял за ее спиной и внимательно наблюдал за роботом; не отрывая глаз от парящего перед ним механизма. Затем вновь легко толкнул ладонью курьера в лопатку - девушка отшатнулась, как от ненормального. ЭД-Э невозмутимо развернул колючки антенн к легионеру и плавно переместился за спину Рэй, занимая привычное положение.
- Как он расценивает враждебность по отношению к тебе? – поинтересовался мужчина, наклоняясь вперед и с любопытством разглядывая крошечные сопла на днище робоглаза. Рэй усмехнулась:
- Кажется, подобная информация должна быть моим тактическим преимуществом. Я ведь не спрашиваю тебя о паролях для опознавания своих вне легиона.
- Возможно, я и сам сообщу их тебе, - расплывчато намекнул шпион, искоса обращая взор к Рэй. Та выжидательно скрестила руки на груди.
- У него задержка времени отклика, да и работает он до странного тихо, словно не в полную мощь, - задумчиво произнес Вульпес, делая шаг вправо, собираясь осмотреть робота с другой стороны.
- Откуда ты зна…
- Читал о подобных моделях, - мягко оборвал курьера фрументарий. Затем выпрямился и вновь обратил внимание к девушке, с узких губ не сходила призрачная тень улыбки. – Тебя это удивляет – мои познания в технике? Не стоит делать скоропалительных решений и выносить вердикт всему обществу, основываясь на поверхностных сведениях о его уровне развития.
Курьер не ответила, вызывающе выдерживая прямой пристальный взгляд легионера. Вульпес склонил голову на бок и продолжил в том же снисходительном тоне:
- Разобрать его ты мне все равно не позволишь, так что… оставим эту тему.
- Ты абсолютно прав, - хмуро хмыкнула Рэй. Нечто похожее на искорку веселья на мгновение промелькнуло в чуть прищурившихся голубых глазах мужчины. Легионер вздохнул с картинным сожалением:
- В таком случае, обратимся к тем материям, которые больше интересует тебя. Идем…
Приглашающий жест рукой; Вульпес медленно двинулся вдоль тропы, ведущей с холма вниз к лагерю. Рэй последовала рядом, подстраиваясь под неторопливый размеренный шаг. Встречный патруль отсалютовал фрументарию, тот сдержанно ответил тем же жестом: сжатым кулаком от сердца, выбрасывая руку раскрытой ладонью вперед. Солдаты со смесью любопытства и недоверия покосились на сопровождающую его девушку; декан с опаской обошел стороной двигающегося прямо над серединой тропы робота.
- Ты говорила, что успела составить мнение о легионе за время своей утренней экскурсии по форту, - произнес Вульпес после минуты в тишине. – Позволь мне указать на твои ошибки.
Они остановились на каменистом краю низкого обрыва; Рэй, хмуро сложив руки на груди, замерла чуть поодаль, держа дистанцию. Впереди раскинулась центральная площадь форта, темные походные палатки строгой окантовкой окружали вытоптанный плац вокруг костра, их ряды ровными лучами расходились по крепости до самого частокола. Едва уловимый привкус жареного мяса в воздухе. Сложенный из массивных бревен костер ревел под шквалами ветра, разрежая сгущающийся мрак яркими, рваными сполохами.
По фигурам стоящих на обрыве людей скользили тусклые тени рыжего племени. Вульпес повернул голову к курьеру.
- О целой культуре, о могучей цивилизации ты судишь всего лишь по одному походному лагерю, - вздохнул он. В голосе звучала грусть. – Выносишь вердикт, увидев лишь несколько укреплений, расположенных на передовой линии.
Опустив голову, он исподлобья смотрел на лежащую впереди долину, на готовящуюся ко сну ретентуру форта. Два легионера на колченогой, еще довоенной облупившейся скамье у огня, негромко переговариваясь, латали кожаные нагрудники. Возле ног солдат дремал крупный пес, подставив лохматый свалявшийся бок теплому свету; лапы чуть подрагивали в беспокойном сне.
- Это фронт, здесь идет война. Кровь, насилие, смерть - мы истребляем врага, не считаясь с потерями. Это не просто борьба за территорию - это война двух миров, двух культур, чужеродных, почти антагоничных… Непримиримых.
Вульпес вновь взглянул на курьера, демонические отблески огня плясали по заострившимся углам узкого лица, по тонким губам. В расширенных зрачках блестели мерцающие искорки отражения.
- Я видел оба. Ты – лишь один. И из двух миров я предпочту тот, в котором смогу оставить ночью дверь открытой и выйти в город без оружия. В тишине – без уличного ворья, без разгульных попоек, без шлюх, попрошаек и прочей мрази. Не опасаясь за свою жизнь. Потому что наши законы – это добытый кровью мир, выстраданный, выкованный жестко и жестоко. Это справедливая гратификация и справедливое наказание, соблюдение простейших правил, которые за тысячи лет своего существования подспудно вывело человечество: не кради, не лги, не прелюбодействуй...
- Ты забыл добавить «не убивай», - растягивая слова, с сарказмом заметила девушка. Инкульта нарочито рассмеялся: чуть запрокинув голову, коротко, но заразительно. Открытый, искренний, негромкий смех – так не может смеяться человек с ледяным камнем вместо души, так не смеется палач, приговоривший к жуткой смерти поселок мирных жителей. Если только и то, и другое не вписывается в его картину мира с непринужденной легкостью, как верное и правильное.
- Надеюсь, ты понимаешь, сколь глупо звучит это утверждение на линии фронта, - ответил Вульпес, морща уголок губ в легкой усмешке. – Si vis pacem, para bellum, кто-то должен этим заниматься. Смерть шагает об руку с такими, как мы. Поэтому… - легионер чуть склонился к лицу Рэй и понизил голос:
- Поэтому Цезарь и не предлагал тебе вступить в легион.
Фрументарий двинулся с места, продолжая неторопливый кружной спуск к сердцу лагеря. Рэй следовала рядом, едва сдерживаясь, чтобы не забежать вперед, поперек тропы, и не потребовать у мужчины разъяснений. Впрочем, после паузы он изложил свою точку зрения напрямую:
- В армии для тебя нет места: ты женщина; никто не пойдет на исключения и поправки в уставе. Я не вижу тебя в роли почтенной матроны, хозяйки поместья в центре Флагстаффа: в гипюровом ореоле лености, окруженной толпой юных прислужниц - женою консула или наместника. Не вижу жрицей Марса - матерью легиона, наставницей, дарующей детям лучшее будущее, нежели их выродки-родители. Для работы на земле у тебя тонкая кость, для торговли, хмм… откровенно говоря, не достает способностей. Твое место там, где ставкой является жизнь – не отрицай, я знаю, что это есть в тебе. Я наблюдал, я слушал – кое-что из найденного может не понравиться тебе… Но речь не об этом: мы оба нарушаем человеческие законы, убивая себе подобных. Это не проходит даром - свою сущность не вытравишь из крови, кроме как с последней ее каплей. Курьер. Охотник, наемник…
Вульпес остановился на мгновение. В голосе звучала насмешка, но взгляд был убийственно серьезен:
- Или предпочтешь расслабленное существование обывателя, с которым твоя натура не сможет примириться?
Рэй ощутила скользкое, неприятное чувство, будто кто-то покопался у нее внутри холодными тонкими пальцами - с хирургической точностью, ничего не потревожив, но оставив стойкий осадок от чужого присутствия. Хотелось возражать, исступленно кричать, сжав кулаки: «Нет, я не такая!».
К чему истерики, если они оба и так знают правду? Работа курьера не выбирает тебя – это ты выбираешь собственный путь, на который вступаешь на свой страх и риск. Сам определяешь правила игры, где, по сути, правило лишь одно: сумей выжить любой ценой, не считаясь ни с кем и ни с чем.
- Твое присутствие в форте – полностью моя инициатива, - вскользь заметил Инкульта, не ставя никакого акцента на сказанном. - Цезарь не нуждается в дополнительном пушечном мясе в первых рядах манипулы – куда более важна твоя репутация, нежели умение вышибать республиканским солдатам мозги с расстояния в милю. Я дам тебе лучшее будущее; за верность и честность у нас принято вознаграждать по заслугам. Впрочем… мы пришли. Ты ведь голодна, не так ли?
Неожиданный, обрывистый переход на другую тему удивил, чуть заштриховал мерзостное ощущение, но где-то глубоко под кожей все еще потаенно ныли ледяные занозы пророненных мыслей, которые дадут знать о себе в дальнейшем. Этот человек лично позаботился о ее вербовке? Слова фрументария вызывали странный отклик, словно эхо в полом колодце, словно отражение в серебряном зеркале: одновременно и точное, и искаженное. И верное - до срастания с костью и нервами, и чуждое - до дикого болезненного неприятия и отторжения. Вновь смутный иррациональный привкус присутствия неумолимого фатума, витающего в воздухе, сплетающего невесомо-тонкие нити в прочную сеть. Будто с первой секунды их знакомства оба оказались намертво скованы общими интересами, в неожиданном и непредусмотренном узоре пересекающихся друг с другом линий. Возможностей исхода не так много: либо срастись и вжиться в этот взаимовыгодный союз, либо устранить, оборвать пока еще непрочную связь сразу. Увы, последняя возможность уже давно упущена в Ниптоне...
Они шли вдоль длинных столов, где небольшими группами расположились ужинающие солдаты. Две рабыни под сопровождение вульгарных шуток и шлепков проворными неприметными тенями сновали меж лавок, разнося воду в глиняных кувшинах. Гомон, звучные взрывы хохота, звон посуды, металлический стук ложек и сытая отрыжка. Доминирующее тяжелым облаком смешение запахов вываренной еды. Несколько легионных псов, в напряжении чуть шевеля хвостами, ожидали возможности перехватить кусок, неотрывно наблюдая за солдатами.
Пища на столах обильная, но скромная: кукурузный хлеб, густой мясной бульон, пористый бледный сыр, масло, немного фруктов. Инкульта не остановился, ведя курьера за собой в дальний конец полевой кухни к тенту, подальше от шумной толпы.
Отрезанный от посторонних взглядов закуток почти возле самой внутренней клавикулы, окруженный нагромождением ящиков, бочек, мешков и металлических бидонов. С некоторым удивлением курьер заметила в углу под навесом большой рефрижиратор с помятыми боками; обмотанный изолентой пучок кабеля запитывался к ядерной батарее.
Перед палаткой тлел выложенный кирпичами очаг. Смуглая пожилая женщина в застиранной рубахе с намалеванным на груди крестом старательно перемешивала дымящееся варево в закопченном чане – пахло одуряюще аппетитно! Рэй почувствовала, как ее желудок спазматически стиснуло в жадном ожидании пищи. Ради полной плошки похлебки курьер сейчас готова была не только согласиться на все предложения фрументария, но и продать душу, честь и совесть за бесценок. Вульпес, оттеснив девушку в сторону, скрылся за нагромождением ящиков – вернулся через секунду, гремя парой алюминиевых мисок. Пока старуха перед котлом опасливо косилась на застывшего в десятке футов от нее ЭД-Э, легионер потянулся миской в чан.
- Пшел вон, не готово еще! – визгливо прикрикнула старуха, замахиваясь на фрументария половником. Пустые миски разочарованно звякнули начищенными боками. Вульпес ловко ускользнул из-под неуклюжей траектории орудия старой женщины и заливисто расхохотался.
- Марта, Марта… Как всегда не в духе, - укоризненно покачал головой легионер.
Женщина что-то ворчливо пробормотала, стряхивая налипшие на половник разваренные ниточки трав обратно в суп. Потом все же соизволила сменить гнев на милость:
- Посмотри, кажется, в котле каша с обеда осталась.
- Каша? – прищурившись, уточнил Инкульта. Вместе с курьером они подошли к черному чугунку со слипшейся крупой, перемежаемой мелко порубленным мясом – Рэй готова была съесть что угодно. Вульпес зачерпнул полную миску разваренных комков и протянул девушке, нарочито громко, чтобы слышала кухарка, пояснил:
- Многих рабов за подобные вольности давно бы высекли кнутом, но, увы: кто еще будет так готовить?
Должной реакции на брошенное вскользь замечание не последовало: куда больше беспокойства своим присутствием у женщины вызывал застывший у опорного столба робот: рабыня все еще с подозрением поглядывала на неизвестный механизм, издающий ровный шелестящий гул.
- Молчи уж, нахал, - беззлобно огрызнулась кухарка на легионера, не сводя подозрительного взгляда с ЭД-Э. - Я стряпала еду для претория, когда ты еще на свет не появился! И до сих пор делаю это лучше всех!
- О, Марта! Те немногие годы, что я питаюсь под твоей бдительной опекой, насыщены достойными преклонения пайками! Это пики удовольствия на фоне моего гастрономического бытия! Твоя кукурузная каша превосходит творения любого профлигата в ресторанах Вегаса, а твои божественные лепешки…
Фрументарий, вполголоса расточая дифирамбы, попутно приподнимал крышки глиняных горшков, сгрудившимся на столе плотным скопом, и изучал их содержимое. Впрочем, поиски его были безрезультатны.
- Не лезь, пусто! – заметив его действия, взвизгнула старуха, и мягче добавила: – Глянь там между ящиков, Мэлоди только молока принесла.
Торжествующий легионер добрался до большого нагревшегося бидона, хитро подмигнул курьеру и тихо пробормотал: «О, безотказная сила тщеславия…».
Две полные жестяные кружки для себя и для Рэй. Скупо плеснул теплого парного молока в ссохшуюся кашу, достал с укрытого мешковиной стола круг ржаного хлеба, разломил пополам.
Ели торопливо и жадно - каша оказалась действительно вкусной. Не говорили, и Рэй была благодарна за это – ни слова о деле. Тем временем на офицерскую кухню заглянул преторианец из личной гвардии Цезаря: молодой плечистый парень почти семи футов роста. Курьер и фрументарий молча наблюдали, как сухонькая старушка храбро изгнала со своей территории здоровенного детину, сварливо бранясь и потрясая половником. Претор ненадолго задержался возле лавки, где Рэй доскребала остатки каши со дна миски – от такого исполненного голодной ненависти присутствия последний кусок вставал поперек горла.
- У фрументариев и агентов Цезаря особые привилегии, - нарочито облизывая ложку, пожал плечами Вульпес, и пояснил не то специально для Рэй, не то в ответ на немую гневную инкриминацию гвардейца. - Официально ужин через полчаса: дисциплина прежде всего.
В полумраке было видно, как мышцы напряглись на бычьей шее массивного воина. Сжав кулаки, он тяжелым шагом покинул кухню.
Рэй, сыто разомлев, откинулась на спинку лавки. Фрументарий разглядывал металлическую кружку с парным молоком, на нагретые стенки которой лезла мелкая мошкара. Ленивыми движениями пальца Вульпес скидывал привлеченных теплом назойливых мошек с неровных краев.
- Если у тебя остались вопросы – задавай.
Курьер закинула руки за голову и прикрыла глаза. С сонной неохотой негромко произнесла:
- Это ведь офицерская кухня… Мы могли спокойно поесть в другой обстановке. Ты привел меня сюда ради еды или… ради Марты?
Вульпес тихо хмыкнул и щелчком ногтя отправил насекомое с кружки в продолжительный полет. Не глядя на курьера, вкрадчивым тоном поинтересовался:
- Ты ведь и сама знаешь ответ, так для чего спрашиваешь? – После паузы все же соизволил уточнить: - И то, и другое.
Девушка чуть переместилась, сдвигаясь с давящей на позвоночник перекладины скамьи, устроилась удобнее. После плотного ужина клонило в сон.
- Такие, как Марта – скорее, исключение из правил? Она ведь рабыня…
- И лучший в легионе повар, - оборвал Вульпес. - Цезарь хотел сделать ее вольноотпущенницей – она отказалась.
- Почему? – Рэй неохотно открыла слипающиеся глаза и повернулась к собеседнику. Фрументарий отпил молока и задумчиво проводил долгим взглядом снующую возле кухонных горшков старуху.
- Больше ответственности, - сухо ответил он. - Гражданин сам распоряжается собственной жизнью, а рабу не приходится думать: у него есть работа, кров, пища и защита. Хозяин… с хозяином может повезти по-разному, но Марте повезло.
Курьер внимательно посмотрела на Вульпеса, тот вздохнул:
- К тому же, не все рождаются истинно свободными. Точно так же, далеко не каждого можно сделать рабом.
Рэй опустила локти на стол и заглянула фрументарию в лицо:
- Почему же не предоставить человеку волю самоопределения? НКР живет вне подобных категорий, так почему легион считает свою политику лучше, если постоянно приходится блюсти эти крайние меры?
- НКР, - презрительно фыркнул мужчина. – Собаки, питающиеся отбросами рухнувшей цивилизации. Римская Империя доминировала в мире более тысячелетия, а демократия… К чему привел этот строй? Едва ли двести лет техногенного развития, игры в равноправие, заведомо неосуществимые, противоречащие всякому здравому смыслу и заложенным природой инстинктам.
Вульпес с негромким стуком рубанул ребром ладони по столу.
- Стая и вожак: идеальный вариант, предложенный и оправданный реальностью выживания еще задолго до появления первых проблесков мысли у homo sapiens. Но им нужна эта иллюзия прогресса… и что планета получила в итоге? Выжженную пустыню, землю, превращенную радиацией в безжизненную и бесплодную пустую породу, павшее человечество, вновь отброшенное в каменный век. И НКР, не наученное этим уроком, берется за старое… Наступает на те же грабли, хотя яркое доказательство их ошибки – сам мир, который нам достался от предков.
Фрументарий поднялся с места, отодвигая миску.
К полевой кухне начали медленно стягиваться старшие офицеры легиона, спокойствие сменилось оживлением. Кухарка суетливо громыхала посудой в дальнем углу тента, все еще боязливо огибая ЭД-Э стороной. Курьер и фрументарий направились прочь все с той же размеренной неторопливостью.
Говорил Вульпес, Рэй молчала. Где-то в глубине души не желала слышать и в то же время не могла отвлечься от текучего, словно теплый мед, голоса, который грубо разбивал в острые колючие осколки все ее прежнее мировоззрение. Наверное, так проповедник обращает в свою веру, взывая к голосу разума, к самим потаенным инстинктам, к невыявленным потребностям и желаниям. Выводит наружу то, что всегда казалось истинным и верным, но пока идеи не примут обличие слов, о них не задумываешься, воспринимая невыраженное чувство как данность.
Рэй чувствовала чужую игру, видела прозрачные нити в пальцах кукловода. Знала, что сейчас этот человек нашел все ее больные точки и мягким, расслабляющим массированием, концентрацией на определенных моментах, овладевает ее разумом. Он говорит то, что ей хочется слышать. Тщательно выделяя из общей картины то, что ей нужно слышать. Пусть. Она подумает об этом после.
Противоречивые эмоции боролись внутри: умом курьер понимала, что лучше бы ей оказаться в десятке миль от этого наводящего жуть места, но, с другой стороны, интуиция советовала не спешить с выводами. Рэй чувствовала, что здесь пахло не только большими деньгами, но и головокружительными перспективами: осталось лишь определить, с какой стороны подступиться и ухватить лакомый кусок, чтобы не обжечься и не остаться без пальцев. Сейчас… пусть он убедит ее, пока она согласна на это.
Вульпес чуть ускорил шаг, увлеченный развитием собственной мысли – выражением его идеологии, которую он пытался донести до девушки. И курьер подстроилась под его темп.
- НКР использует систему, неприменимую к реальности. Мир изменился: это дикая пустошь, а не светский раут. По ту сторону реки считают, что достаточно снять шкуры и племенное ожерелье с дикаря и выдать ему полный комплект цивильной одежды, а затем предоставлять полную свободу в рамках демократического общества. Они ожидают сознательности от нового гражданина. Дикарь, пусть даже отмытый, продолжит воровать, убивать и насиловать. Активно принимать алкоголь и наркотики – на открытом рынке НКР у него гораздо больше подобных доступных возможностей. Потом они сбиваются в банды: и вот те же дикие племена – уже в роли граждан - покупают у республики оружие в свободном доступе и направляют против нее же. Никаких изменений: НКР просто дает дикому зверю стальные когти.
Краткая пауза, полсотни шагов в тишине. Вновь ряды палаток, на этот раз куда больше занято спящими. Пара патрульных, обходя лагерь по периметру, поддерживает огонь угасающих факелов, давая пищу гаснущему пламени.
ЭД-Э вертелся возле Вульпеса, словно игривый пес; локаторы развернуты в направлении легионера. Рэй никогда не понимала до конца поведение своего механического спутника, его приоритеты и «симпатии». Поддерживать двигатель, приводы и шестерни в рабочем состоянии – это одно. Совсем другое – понять, что за информационные процессы скрыты в памяти под этой потрепанной обшивкой. Возможно ли, что сейчас он с тем же вниманием поглощал изложение чужой точки зрения?
- Могут ли граждане НКР спать спокойно, не ожидая, что толпа бандитов ворвется в их дом и заберет все: деньги, пищу, жизни? Возможно, это даже будут бандиты в военной форме... Распущенные животные без веры, чести и морали. Их республика вызывает жалость: это реабилитация больного, у которого схвачены гангреной и руки, и ноги. Пораженные участки нужно отсекать без сожалений, но они поступают ровно наоборот: культивируют свою болезнь. Гниль идет изнутри: все покупается и все продается. Их демократия – это не приоритеты государства, это приоритет собственного Я. И это «я» изгажено пороками. Неорганизованное, ленивое, безответственное стадо, где каждого интересует лишь целостность собственной шкуры. Тебе не нужны примеры – ты видела Ниптон.
Фрументарий остановился. Голубые глаза в пробирающей дрожью близости от лица курьера.
- Строгая иерархия. Дисциплина. Жесткие правила - за неподчинением следует наказание, исключения не рассматриваются. Легион несет в первую очередь Порядок и Закон. Только так можно выжить, не скатиться к племенным общинам, и сохранить хоть какие-то остатки цивилизации, право быть человеком. Если эти животные не способны быть людьми, то мы надеваем на них ошейник. Рабский ошейник, как они того заслуживают.
Теплая мужская ладонь мягко, но настойчиво обхватила плечо Рэй, тяжелый взгляд приковывал. Будто птичка под гипнотизирующим пристальным взором кобры, а кольца чешуйчатого тела уже обвиваются вокруг тела... Сжимают все теснее: так, что трудно дышать.
- Я знаю, ты способна сделать верный выбор.
Глаза в глаза. Он лично обещает ей иной мир. И она уже готова поверить…
Курьер дернула плечом, высвобождаясь из обхвата пальцев. Вульпес опустил руку без всякого сопротивления. Чуть замешкавшись, произнес с легкой растерянностью, словно после экзальтации проникновенной речи окунувшись обратно в реальность:
- Мы на месте: твоя палатка. Через четыре часа курсор доставит тебя обратно, на другой берег. Пока все, что тебе нужно знать: оплата за сотрудничество составит пять ауреев в неделю; особые задания будут вознаграждаться отдельно: оружие, деньги, медикаменты – на твой выбор. Если я обнаружу, что с тобой действительно можно вести дела – пересмотришь условия на более выгодные с Цезарем лично. Пока же ты в моем подчинении.
Рэй, потупив взор, старалась не встречаться с мужчиной взглядом. Ей действительно предстояло многое обдумать.
- Я буду ждать тебя на рассвете второго дня в Нельсоне, - произнес Инкульта. - Лукулл отметит место на карте. Сейчас мне пора идти, а тебе стоит выспаться… Vale.
Уже почти развернувшись, чтобы уйти, фрументарий в нерешительности замер вполоборота и тихо добавил:
- Спокойной ночи, курьер.
Глава 6.
Ненависть.
Тусклый свет заката кремово-розовой вуалью накрыл песчаную гряду холмов. Сквозь колючий кустарник солнечные лучи легли на пологий склон ажурным кружевом теней. Последнее тепло перед ночной прохладой.
Рэй наметила свой маршрут в стороне от трассы. Испещренная следами койотов тропа пролегала несколькими футами ниже гребня каменистой насыпи: с одной стороны панорамный обзор на многие мили, с другой от чужого внимания движущуюся фигуру закрывала изрезанная ветром вершина. Опыт доказывал: лучше сделать крюк вдоль по краю склона, нежели идти напрямик, выставленной напоказ; скорость для курьера имеет лишь второстепенное значение, главное – добраться живой.
Закат окрасил запад золотом и багрянцем; тени удлинились до гротескных черных линий на изрытой оврагами равнине. Опасное время, когда особенно стоит быть начеку: дневные хищники завершают охоту, а ночные уже выползают из убежищ.
Внимание девушки привлекли яркие всплески оранжевых красок в поросшей юккой лощине, по стене крошащегося обрыва метались огромные преломленные тени, стремительные и проворные. Трепет тонких нежных крыльев, головокружительные кувырки и пируэты вечернего танца прощания с солнцем. Захватывающее изящной грацией зрелище вызывало у курьера лишь одно чувство - стойкое, пробирающее до кости, заставляющее сжимать кулаки до боли в ладонях. Ненависть.
Касадоры, завораживающе красивые и смертельно опасные. Безжалостные убийцы, движимые лишь слепым инстинктом выживания. Они не выбирают жертву для охоты, без колебаний уничтожая любого, не принадлежащего к их виду. Если заметили - от них нет спасения: не остановят преследование, не прекратят убивать, даже если число жертв превышает достаточное для насыщения роя. Идеальный хищник, безотказное орудие уничтожения. Прочие обитатели пустоши - муравьи, кротокрысы, койоты, даже ночные охотники - куда более избирательны в отношении добычи: далеко не всегда атакуют, предпочитая предупреждать о вторжении на свою территорию. Касадоры нападают всегда. Рэй видела немало человеческих трупов, ставших кормом изящных и стремительных яркокрылых ос: распухшие гнилые тела, полные личинок. Быть убитым и съеденным мутировавшим насекомым – не та смерть, которую можно пожелать даже врагу: что-то неправильное, жалкое, восстающие против человеческой гордыни Царя Природы сквозило в такой бесславной гибели.
Ненависть питала ее, придавала силы. Откуда-то из глубины окутанной пеленой памяти всплывали картины смутно знакомых людей, умирающих от яда касадоров. Разливающегося в крови токсина, парализующего и отнимающего дыхание: за считанные минуты обрывающего жизнь. Возможно, такая жуткая и неумолимая смерть забрала кого-то из близких – слишком сильны оказались подспудно испытываемые ярость и гнев.
Последняя плазменная граната – не жалко ради благого дела. ЭД-Э с готовностью проиграл короткую мелодию, сообщая о появлении врагов на радаре; теперь лишь бы подобраться незаметно, пока чуткие насекомые не обнаружили чужое присутствие; ближе к ночи они становятся сонными и вялыми, сейчас самое время для атаки.
Холм надежно скрывает с наветренной стороны. Палец непроизвольно дрожит в кольце чеки, напряжение отзывается болью в мускулах, в стиснутой до скрежета зубов челюсти.
Резкий рывок, всем телом вперед, пока твари не успели опомниться. Металлический цилиндр летит в самое скопление огненно-желтой пляски крыльев, разверзнувшись изумрудным всплеском раскаленной плазмы. Теперь бежать, бежать от истекающих ядом острых жал в локоть длиной, пока изуродованные твари не настигли виновника, разворотившего их гнездо.
Мешанина оторванных, дергающихся в агонии конечностей, разодранные в клочья обрывки куцых крыльев, серовато-зеленые потеки и брызги сока вытекших внутренностей. Сухая юкка в лощине занялась от жара плазмы; лучшее средство против касадоров – огонь.
Рэй сорвала с плеча винтовку, тщательно прицелилась. Один из хищников, тщетно атакующих ЭД-Э, упал, судорожно дергаясь, с разнесенной в мелкие хитиновые ошметки головой. Второй, еще способный передвигаться, безрезультатно скользил огромным жалом по защищенным пластинами бокам робота. ЭД-Э пережег тонкое сочленение груди и брюшка, курьер выстрелом с пяти футов прекратила конвульсии дрожащего на земле располовиненного насекомого.
Тихо потрескивая, тлел куст юкки. Трепещущие на ветру оранжевые обрывки крыльев казались упавшим на землю пламенем. Тяжело вздохнув, Рэй отерла ладонями выступивший на лице пот. Быстро оглядела робота, пучком травы очистила от капель гнойно-желтого яда металлический корпус. Затем – последний штрих: небольшой костер под круглыми наростами гнезд касадоров, облепившими обрыв серыми буграми. Сухие, словно старое папье-маше, кладки занялись мгновенно. Рэй удовлетворенно осмотрела свою работу, напоследок подкинув веток в полыхающее пламя, жадно лижущее гигантские соты с личинками.
В такие моменты по-настоящему осознаешь, что единственный доминирующий хищник – это человек. Насекомые, ставящие этот статус под сомнение, всего лишь низшие твари, не способные тягаться с могуществом вершины эволюции.
По-настоящему опасны противники, обладающие разумом и не свойственной животным хитростью, и курьер не строила иллюзий касательно своего превосходства над другими двуногими хищниками. Таковые не заставили себя долго ждать - оптический прицел выхватил среди холмов четыре фигуры, привлеченные разгоревшимся в сгустившихся сумерках пламенем. Рэй благоразумно укрылась за насыпью в трехстах футах от костра, ожидая появления людей. Розовая дымка последних закатных лучей в окутавшем пустыню полумраке позволяла опознать форму солдат НКР: именно те двуногие обитатели Мохаве, которых Рэй желала повстречать меньше всего.
Плотно, до боли в надбровной кости прижавшись к прорезиненному глазку прицела, курьер пыталась разглядеть лица людей, надеясь и одновременно страшась увидеть черты, которые могут показаться знакомыми. Даже не различая на расстоянии знаков отличия, можно по строю и поведению определить состав группы: два рядовых, новобранец – вероятно, девушка, и неопытный офицер – либо совсем молодой, либо недавно получивший повышение до командира. А скорее всего - и то, и другое вместе. Патруль, не таясь, двигался напрямую к костру: словно бабочки на огонь – следующие на смену уже сгоревшим. Очевидно, ожидали увидеть гражданских, каких-нибудь бедолаг-путешественников: кто еще станет разводить такое пламя – не менее самоубийственно, чем подняться на вершину холма и заорать на всю пустошь: «Я здесь!» Впрочем, поведение республиканцев в итоге оказалось не менее легкомысленным и самонадеянным: офицер и солдат подошли вплотную к костру, остальные двое ожидали в темноте за кругом дрожащего света.
Палец на спусковом крючке ковбойской винтовки напрягся. Рэй нервно облизнула верхнюю губу, еще плотнее вжимаясь в оптический прицел, словно это могло улучшить видимость. Она сомневалась, а ошибка могла обойтись слишком дорого.
Лицо солдата казалось знакомым, но полной уверенности не было. Возможно, видела на торговом посту или даже на Стрипе. Возможно, обычная схожесть черт – в темноте не разобрать. Возможно… Рэй тихо выматерилась.
Указательный палец плавно усилил давление. Рисковать она не могла; через секунду солдат НКР, резко обмякнув, словно все кости в его теле превратились в желе, медленно и грузно опустился в траву. Голова пробита навылет.
Не мешкая, второй выстрел: молодой лейтенант, толком не успевший оценить происходящее, зашатался, зажимая рукой шею, пытаясь остановить хлещущую на грудь кровь. Рэй сжала зубы: промах. Впрочем, не менее фатальный, чем выстрел в голову. Курьер быстро поднялась, стараясь без лишнего шума скрыться с этой точки, пока оставшиеся патрульные не определили место засады.
Молодая девчонка, вместо того, чтобы затаиться в темноте и приготовиться к обороне, неосмотрительно бросилась к офицеру, надеясь остановить кровь - не веря, что рана смертельна. Отличная мишень, но Рэй уже не было до нее дела. Перекинув винтовку за плечо, она распласталась на земле и проворно сползла с насыпи. Прикрытая от обзора холмом, курьер поднялась на ноги и размеренной, скорой рысью двинулась на северо-запад. Плевать, если выйдут на след, в этот раз можно попустительски смотреть на возможное преследование сквозь пальцы – конец цепочки все равно оборвется в лагере Легиона.
В Нельсоне.
Осталось четыре мили. И девять часов до встречи с фрументарием.
- Держи ее крепче! Вырывается, сука!
Удар наотмашь ладонью по лицу: оглушительный звон в ушах и обжигающая вспышка боли. Зловонное чужое дыхание, от которого выворачивает в отвращении.
- Так хорошо, да? Нравится, дрянь?
Яростно вырывалась, борясь за жизнь. Один насиловал, двое держали.
Против воли из глаз лились слезы от злобного бессилия и острых приступов боли от каждого толчка внутри нее. Мокрое кровавое месиво между коленей, на лице ни единого живого места.
Голосовые связки ныли от крика. Надеялась, что услышат. Остановят эту пытку и унижение. В двух домах отсюда – лагерь вооруженных жителей Примма, менее чем в четверти мили – пост НКР.
Последний кончил в нее и медленно застегнул ширинку тюремной робы Подрывников. Смачно харкнул на истерзанное тело и потянулся за отброшенной в сторону кобурой. Черное дуло револьвера расплывалось в застилающем взгляд кружащемся водоворотом тумане, она все еще была в сознании.
- Не трать патроны, сама сдохнет.
На крик больше не осталось сил. Пинок под ребра, треск ломающейся кости. Боль заливает зрачки кровью. Хочется забытья, отключки, смерти, лишь бы покинуть это тело, превратившееся в единый ноющий комок разодранной плоти. Все ее существо как сплошная кровоточащая рана, скопище вскрытых, вытащенных наружу, саднящих нервов. Искалеченная и физически, и морально.
Они уходят. В голове гулко пульсирует лишь одно желание – чтобы жизнь ушла следом за ними… слишком больно, невыносимо больно, и сил совсем не осталось: ни на жажду мести, ни на надежду оправиться. Тупое безразличие ко всему.
Но тело еще функционирует, борется против покинувшей ее воли. Восприятие не так милосердно… тяжелым усилием перевалившись на бок, без звука исторгая стон пересохшим горлом, она видит… При каждом движении - новый приступ вгрызающегося в мозг апогея натяжения травмированных нервов.
Но зрение все еще служит ей. Сквозь поволоку застилающегося глаза кровавого тумана в поле зрения попадают развалины моста...
Двое вооруженных мужчин с автоматами на груди мирно курят в четырехстах футах, апатично наблюдая ее агонию.
На обоих форма патрульных НКР.
Пот застилает глаза, и снова из горла не крик, а лишь хриплый скрежет сведенных в параличе голосовых связок. Взгляд хаотично блуждал в полной темноте, пытаясь зацепиться за что-нибудь знакомое, хотя бы за источник света. Тело сотрясала крупная дрожь.
Снова кошмары. Думала, что уже прошло, отболело, заросло коркой шрамов, но нет: сейчас Рэй чувствовала, как подступают непрошеные слезы.
Память вновь демонстрирует ей лишь те минуты, о которых изо всех сил хочется забыть, при этом прочно замуровывая все прошлое, которое, судя по отсутствию застарелых шрамов на теле, могло быть не таким кровавым.
Все еще плохо слушающиеся пальцы извлекли сигарету из куртки. Щелчок зажигалки; крохотный огонек осветил темный полотняный свод палатки: Нельсон. Разумеется, Нельсон.
Нельзя сказать, что ее приняли здесь дружелюбно. На подступах к лагерю курьер едва не схлопотала пулю, пока не сообразила идти с поднятыми руками, держа винтовку над головой. Внутри укрепленного поселка держал позицию небольшой отряд под предводительством хмурого декана; Рэй не могла не оценить сложившееся положение легионеров: отрезанные от поставок продовольствия, без связи с основными силами, вынужденные постоянно держать оборону. В то время как всего в нескольких милях к северу располагался куда лучше укрепленный и укомплектованный гарнизон республиканцев. Не удивительно, что и без курьера здесь хватало забот, никто не встречал девушку с распростертыми объятиями – скорее, наоборот: при контакте явственно проступала неприкрытая угроза.
Ощущение собственной чужеродности не было для Рэй в новинку. Странник, наемник, перекати-поле: в любом сообществе к таким относятся с настороженным подозрением. О ее прибытии здесь никого не предупредили; ни фрументария, ни его посланников в лагере не было, командиру форта никаких распоряжений относительно курьера не поступало. Гравированный медальон с печатью Цезаря сыграл определенную роль в некотором рассеивании атмосферы недоверия вокруг неожиданной гостьи, но снятию неотступной слежки не поспособствовал. Как выразился декан – такую приметную вещицу можно снять с трупа и использовать в собственных целях, никаких доказательств обратно нет. Курьера мало волновали резкие реплики и предубежденно-косые взгляды легионеров в сторону ночующего в их лагере профлигата. Вооруженного профлигата. Утром Инкульта расставит точки над i; этим строптивым ребятам придется смириться с ее исключительным положением в их рядах. По большому счету, в лояльности солдат девушка не нуждалась, но тень злорадства от мысли, что закоренелым шовинистам придется считаться с ее значимостью для Легиона, грела ее душу.
Рэй затушила недокуренную сигарету и приподнялась на локтях с недовольным усталым стоном, потянулась к матерчатому оконцу в стене палатки, перетянутому москитной сеткой. Откинула брезентовый квадрат, позволяя притоку холодного воздуха развеять скопившийся дым. Ночь пахла костром, потом и собачьим дерьмом.
Изначально декан контуберния предложил ей заночевать под крышей, в доме, некогда принадлежавшем обитавшей в Нельсоне фермерской семье. Крошечный коттедж рядом с солдатскими бараками, ныне не используемый даже для хозяйственных нужд. Не тронутый со дня захвата Нельсона - обломки мебели, осколки посуды и бытовая мелочь беспорядочно свалены вперемешку на все еще черном от крови полу. Нельзя сказать, что Рэй отличалась чувствительностью к подобного рода обстановке: не впервой было спать на пропахшем чужим потом матрасе, чей бывший хозяин лежал всего в сотне футов с дырой в голове. Доля наемника не балует люксовой роскошью и чистыми простынями - когда речь заходит о выживании, приходится забывать о высокой морали. Но застоялый воздух мертвого дома, не потревоженного со дня смерти хозяев, нес некий гнетущий, давящий отпечаток. Воняло смертью. Рэй предпочла поставить свою палатку на улице.
Сигаретный дым выветрился – хорошо, в легионе не жалуют даже такого рода наркотики. Какие могут быть последствия, если ее поймают с поличным, проверять не хотелось. Девушка поежилась, поджимая колени к груди и плотнее укутавшись в тонкое походное одеяло. Слушала ночь: знакомые, объяснимые, привычные звуки. Шорох ветра, скрип песка по ткани палатки, чьи-то шаги вдалеке: патруль. Негромкий скулеж – то ли легионерские голодные псы, то ли пленные рейнджеры на крестах в центре лагеря. Выцепив из окружающего фона ровное, монотонное, успокаивающее потрескивание несущего стражу ЭД-Э, Рэй постаралась заснуть, по опыту зная, что после повторяющихся кошмаров эта попытка совершенно бесполезна.
Рэй наметила свой маршрут в стороне от трассы. Испещренная следами койотов тропа пролегала несколькими футами ниже гребня каменистой насыпи: с одной стороны панорамный обзор на многие мили, с другой от чужого внимания движущуюся фигуру закрывала изрезанная ветром вершина. Опыт доказывал: лучше сделать крюк вдоль по краю склона, нежели идти напрямик, выставленной напоказ; скорость для курьера имеет лишь второстепенное значение, главное – добраться живой.
Закат окрасил запад золотом и багрянцем; тени удлинились до гротескных черных линий на изрытой оврагами равнине. Опасное время, когда особенно стоит быть начеку: дневные хищники завершают охоту, а ночные уже выползают из убежищ.
Внимание девушки привлекли яркие всплески оранжевых красок в поросшей юккой лощине, по стене крошащегося обрыва метались огромные преломленные тени, стремительные и проворные. Трепет тонких нежных крыльев, головокружительные кувырки и пируэты вечернего танца прощания с солнцем. Захватывающее изящной грацией зрелище вызывало у курьера лишь одно чувство - стойкое, пробирающее до кости, заставляющее сжимать кулаки до боли в ладонях. Ненависть.
Касадоры, завораживающе красивые и смертельно опасные. Безжалостные убийцы, движимые лишь слепым инстинктом выживания. Они не выбирают жертву для охоты, без колебаний уничтожая любого, не принадлежащего к их виду. Если заметили - от них нет спасения: не остановят преследование, не прекратят убивать, даже если число жертв превышает достаточное для насыщения роя. Идеальный хищник, безотказное орудие уничтожения. Прочие обитатели пустоши - муравьи, кротокрысы, койоты, даже ночные охотники - куда более избирательны в отношении добычи: далеко не всегда атакуют, предпочитая предупреждать о вторжении на свою территорию. Касадоры нападают всегда. Рэй видела немало человеческих трупов, ставших кормом изящных и стремительных яркокрылых ос: распухшие гнилые тела, полные личинок. Быть убитым и съеденным мутировавшим насекомым – не та смерть, которую можно пожелать даже врагу: что-то неправильное, жалкое, восстающие против человеческой гордыни Царя Природы сквозило в такой бесславной гибели.
Ненависть питала ее, придавала силы. Откуда-то из глубины окутанной пеленой памяти всплывали картины смутно знакомых людей, умирающих от яда касадоров. Разливающегося в крови токсина, парализующего и отнимающего дыхание: за считанные минуты обрывающего жизнь. Возможно, такая жуткая и неумолимая смерть забрала кого-то из близких – слишком сильны оказались подспудно испытываемые ярость и гнев.
Последняя плазменная граната – не жалко ради благого дела. ЭД-Э с готовностью проиграл короткую мелодию, сообщая о появлении врагов на радаре; теперь лишь бы подобраться незаметно, пока чуткие насекомые не обнаружили чужое присутствие; ближе к ночи они становятся сонными и вялыми, сейчас самое время для атаки.
Холм надежно скрывает с наветренной стороны. Палец непроизвольно дрожит в кольце чеки, напряжение отзывается болью в мускулах, в стиснутой до скрежета зубов челюсти.
Резкий рывок, всем телом вперед, пока твари не успели опомниться. Металлический цилиндр летит в самое скопление огненно-желтой пляски крыльев, разверзнувшись изумрудным всплеском раскаленной плазмы. Теперь бежать, бежать от истекающих ядом острых жал в локоть длиной, пока изуродованные твари не настигли виновника, разворотившего их гнездо.
Мешанина оторванных, дергающихся в агонии конечностей, разодранные в клочья обрывки куцых крыльев, серовато-зеленые потеки и брызги сока вытекших внутренностей. Сухая юкка в лощине занялась от жара плазмы; лучшее средство против касадоров – огонь.
Рэй сорвала с плеча винтовку, тщательно прицелилась. Один из хищников, тщетно атакующих ЭД-Э, упал, судорожно дергаясь, с разнесенной в мелкие хитиновые ошметки головой. Второй, еще способный передвигаться, безрезультатно скользил огромным жалом по защищенным пластинами бокам робота. ЭД-Э пережег тонкое сочленение груди и брюшка, курьер выстрелом с пяти футов прекратила конвульсии дрожащего на земле располовиненного насекомого.
Тихо потрескивая, тлел куст юкки. Трепещущие на ветру оранжевые обрывки крыльев казались упавшим на землю пламенем. Тяжело вздохнув, Рэй отерла ладонями выступивший на лице пот. Быстро оглядела робота, пучком травы очистила от капель гнойно-желтого яда металлический корпус. Затем – последний штрих: небольшой костер под круглыми наростами гнезд касадоров, облепившими обрыв серыми буграми. Сухие, словно старое папье-маше, кладки занялись мгновенно. Рэй удовлетворенно осмотрела свою работу, напоследок подкинув веток в полыхающее пламя, жадно лижущее гигантские соты с личинками.
В такие моменты по-настоящему осознаешь, что единственный доминирующий хищник – это человек. Насекомые, ставящие этот статус под сомнение, всего лишь низшие твари, не способные тягаться с могуществом вершины эволюции.
По-настоящему опасны противники, обладающие разумом и не свойственной животным хитростью, и курьер не строила иллюзий касательно своего превосходства над другими двуногими хищниками. Таковые не заставили себя долго ждать - оптический прицел выхватил среди холмов четыре фигуры, привлеченные разгоревшимся в сгустившихся сумерках пламенем. Рэй благоразумно укрылась за насыпью в трехстах футах от костра, ожидая появления людей. Розовая дымка последних закатных лучей в окутавшем пустыню полумраке позволяла опознать форму солдат НКР: именно те двуногие обитатели Мохаве, которых Рэй желала повстречать меньше всего.
Плотно, до боли в надбровной кости прижавшись к прорезиненному глазку прицела, курьер пыталась разглядеть лица людей, надеясь и одновременно страшась увидеть черты, которые могут показаться знакомыми. Даже не различая на расстоянии знаков отличия, можно по строю и поведению определить состав группы: два рядовых, новобранец – вероятно, девушка, и неопытный офицер – либо совсем молодой, либо недавно получивший повышение до командира. А скорее всего - и то, и другое вместе. Патруль, не таясь, двигался напрямую к костру: словно бабочки на огонь – следующие на смену уже сгоревшим. Очевидно, ожидали увидеть гражданских, каких-нибудь бедолаг-путешественников: кто еще станет разводить такое пламя – не менее самоубийственно, чем подняться на вершину холма и заорать на всю пустошь: «Я здесь!» Впрочем, поведение республиканцев в итоге оказалось не менее легкомысленным и самонадеянным: офицер и солдат подошли вплотную к костру, остальные двое ожидали в темноте за кругом дрожащего света.
Палец на спусковом крючке ковбойской винтовки напрягся. Рэй нервно облизнула верхнюю губу, еще плотнее вжимаясь в оптический прицел, словно это могло улучшить видимость. Она сомневалась, а ошибка могла обойтись слишком дорого.
Лицо солдата казалось знакомым, но полной уверенности не было. Возможно, видела на торговом посту или даже на Стрипе. Возможно, обычная схожесть черт – в темноте не разобрать. Возможно… Рэй тихо выматерилась.
Указательный палец плавно усилил давление. Рисковать она не могла; через секунду солдат НКР, резко обмякнув, словно все кости в его теле превратились в желе, медленно и грузно опустился в траву. Голова пробита навылет.
Не мешкая, второй выстрел: молодой лейтенант, толком не успевший оценить происходящее, зашатался, зажимая рукой шею, пытаясь остановить хлещущую на грудь кровь. Рэй сжала зубы: промах. Впрочем, не менее фатальный, чем выстрел в голову. Курьер быстро поднялась, стараясь без лишнего шума скрыться с этой точки, пока оставшиеся патрульные не определили место засады.
Молодая девчонка, вместо того, чтобы затаиться в темноте и приготовиться к обороне, неосмотрительно бросилась к офицеру, надеясь остановить кровь - не веря, что рана смертельна. Отличная мишень, но Рэй уже не было до нее дела. Перекинув винтовку за плечо, она распласталась на земле и проворно сползла с насыпи. Прикрытая от обзора холмом, курьер поднялась на ноги и размеренной, скорой рысью двинулась на северо-запад. Плевать, если выйдут на след, в этот раз можно попустительски смотреть на возможное преследование сквозь пальцы – конец цепочки все равно оборвется в лагере Легиона.
В Нельсоне.
Осталось четыре мили. И девять часов до встречи с фрументарием.
- Держи ее крепче! Вырывается, сука!
Удар наотмашь ладонью по лицу: оглушительный звон в ушах и обжигающая вспышка боли. Зловонное чужое дыхание, от которого выворачивает в отвращении.
- Так хорошо, да? Нравится, дрянь?
Яростно вырывалась, борясь за жизнь. Один насиловал, двое держали.
Против воли из глаз лились слезы от злобного бессилия и острых приступов боли от каждого толчка внутри нее. Мокрое кровавое месиво между коленей, на лице ни единого живого места.
Голосовые связки ныли от крика. Надеялась, что услышат. Остановят эту пытку и унижение. В двух домах отсюда – лагерь вооруженных жителей Примма, менее чем в четверти мили – пост НКР.
Последний кончил в нее и медленно застегнул ширинку тюремной робы Подрывников. Смачно харкнул на истерзанное тело и потянулся за отброшенной в сторону кобурой. Черное дуло револьвера расплывалось в застилающем взгляд кружащемся водоворотом тумане, она все еще была в сознании.
- Не трать патроны, сама сдохнет.
На крик больше не осталось сил. Пинок под ребра, треск ломающейся кости. Боль заливает зрачки кровью. Хочется забытья, отключки, смерти, лишь бы покинуть это тело, превратившееся в единый ноющий комок разодранной плоти. Все ее существо как сплошная кровоточащая рана, скопище вскрытых, вытащенных наружу, саднящих нервов. Искалеченная и физически, и морально.
Они уходят. В голове гулко пульсирует лишь одно желание – чтобы жизнь ушла следом за ними… слишком больно, невыносимо больно, и сил совсем не осталось: ни на жажду мести, ни на надежду оправиться. Тупое безразличие ко всему.
Но тело еще функционирует, борется против покинувшей ее воли. Восприятие не так милосердно… тяжелым усилием перевалившись на бок, без звука исторгая стон пересохшим горлом, она видит… При каждом движении - новый приступ вгрызающегося в мозг апогея натяжения травмированных нервов.
Но зрение все еще служит ей. Сквозь поволоку застилающегося глаза кровавого тумана в поле зрения попадают развалины моста...
Двое вооруженных мужчин с автоматами на груди мирно курят в четырехстах футах, апатично наблюдая ее агонию.
На обоих форма патрульных НКР.
Пот застилает глаза, и снова из горла не крик, а лишь хриплый скрежет сведенных в параличе голосовых связок. Взгляд хаотично блуждал в полной темноте, пытаясь зацепиться за что-нибудь знакомое, хотя бы за источник света. Тело сотрясала крупная дрожь.
Снова кошмары. Думала, что уже прошло, отболело, заросло коркой шрамов, но нет: сейчас Рэй чувствовала, как подступают непрошеные слезы.
Память вновь демонстрирует ей лишь те минуты, о которых изо всех сил хочется забыть, при этом прочно замуровывая все прошлое, которое, судя по отсутствию застарелых шрамов на теле, могло быть не таким кровавым.
Все еще плохо слушающиеся пальцы извлекли сигарету из куртки. Щелчок зажигалки; крохотный огонек осветил темный полотняный свод палатки: Нельсон. Разумеется, Нельсон.
Нельзя сказать, что ее приняли здесь дружелюбно. На подступах к лагерю курьер едва не схлопотала пулю, пока не сообразила идти с поднятыми руками, держа винтовку над головой. Внутри укрепленного поселка держал позицию небольшой отряд под предводительством хмурого декана; Рэй не могла не оценить сложившееся положение легионеров: отрезанные от поставок продовольствия, без связи с основными силами, вынужденные постоянно держать оборону. В то время как всего в нескольких милях к северу располагался куда лучше укрепленный и укомплектованный гарнизон республиканцев. Не удивительно, что и без курьера здесь хватало забот, никто не встречал девушку с распростертыми объятиями – скорее, наоборот: при контакте явственно проступала неприкрытая угроза.
Ощущение собственной чужеродности не было для Рэй в новинку. Странник, наемник, перекати-поле: в любом сообществе к таким относятся с настороженным подозрением. О ее прибытии здесь никого не предупредили; ни фрументария, ни его посланников в лагере не было, командиру форта никаких распоряжений относительно курьера не поступало. Гравированный медальон с печатью Цезаря сыграл определенную роль в некотором рассеивании атмосферы недоверия вокруг неожиданной гостьи, но снятию неотступной слежки не поспособствовал. Как выразился декан – такую приметную вещицу можно снять с трупа и использовать в собственных целях, никаких доказательств обратно нет. Курьера мало волновали резкие реплики и предубежденно-косые взгляды легионеров в сторону ночующего в их лагере профлигата. Вооруженного профлигата. Утром Инкульта расставит точки над i; этим строптивым ребятам придется смириться с ее исключительным положением в их рядах. По большому счету, в лояльности солдат девушка не нуждалась, но тень злорадства от мысли, что закоренелым шовинистам придется считаться с ее значимостью для Легиона, грела ее душу.
Рэй затушила недокуренную сигарету и приподнялась на локтях с недовольным усталым стоном, потянулась к матерчатому оконцу в стене палатки, перетянутому москитной сеткой. Откинула брезентовый квадрат, позволяя притоку холодного воздуха развеять скопившийся дым. Ночь пахла костром, потом и собачьим дерьмом.
Изначально декан контуберния предложил ей заночевать под крышей, в доме, некогда принадлежавшем обитавшей в Нельсоне фермерской семье. Крошечный коттедж рядом с солдатскими бараками, ныне не используемый даже для хозяйственных нужд. Не тронутый со дня захвата Нельсона - обломки мебели, осколки посуды и бытовая мелочь беспорядочно свалены вперемешку на все еще черном от крови полу. Нельзя сказать, что Рэй отличалась чувствительностью к подобного рода обстановке: не впервой было спать на пропахшем чужим потом матрасе, чей бывший хозяин лежал всего в сотне футов с дырой в голове. Доля наемника не балует люксовой роскошью и чистыми простынями - когда речь заходит о выживании, приходится забывать о высокой морали. Но застоялый воздух мертвого дома, не потревоженного со дня смерти хозяев, нес некий гнетущий, давящий отпечаток. Воняло смертью. Рэй предпочла поставить свою палатку на улице.
Сигаретный дым выветрился – хорошо, в легионе не жалуют даже такого рода наркотики. Какие могут быть последствия, если ее поймают с поличным, проверять не хотелось. Девушка поежилась, поджимая колени к груди и плотнее укутавшись в тонкое походное одеяло. Слушала ночь: знакомые, объяснимые, привычные звуки. Шорох ветра, скрип песка по ткани палатки, чьи-то шаги вдалеке: патруль. Негромкий скулеж – то ли легионерские голодные псы, то ли пленные рейнджеры на крестах в центре лагеря. Выцепив из окружающего фона ровное, монотонное, успокаивающее потрескивание несущего стражу ЭД-Э, Рэй постаралась заснуть, по опыту зная, что после повторяющихся кошмаров эта попытка совершенно бесполезна.
Глава 7.
Дело чести.
Вульпесу не давал покоя какой-то мелкий сбой, неуловимый изъян в общей картине правильности происходящего. Незначительное упущение, отзывавшееся зудом под кожей: неприятным, безосновательным, нецентрализованным. Сковывающая усталость после дневного марш-броска, словно въедливая дорожная пыль тонким налетом на теле, мешает различить причины этого зуда. А он вполне может оказаться синдромом обширного заражения, которое по неосмотрительности потом уже поздно будет предотвратить. Предчувствия редко обманывали фрументария: безошибочное звериное чутье еще ни разу не подводило, недаром его интуиции доверял сам Цезарь. Сейчас Вульпес чувствовал, что Нельсон станет источником проблем. Пока лишь не мог уловить вектор грозящей опасности.
Люди измучены, доведены до предела. Контуберний бессменно удерживает высоты уже четвертый месяц: постоянное напряжение, перманентная боеготовность. Нервы солдат натянуты, словно пружина капкана, готового вот-вот сработать при малейшем неосторожном касании. Мертвое Море отказывается сдавать пост под чужое командование, следуя приказу Цезаря до последнего, попросту изображая героя, хотя он и сам давно видит, что его людям нужна передышка. Пока потерь нет, но вскоре они последуют, и хорошо, если только измеряемые числом личного состава, а не площадью территорий легиона.
Вульпес сделал пометку в уме при первой возможности послать доклад Цезарю касательно проблем этой позиции – хочет того декан или нет, но форпост слишком важен, чтобы позволять человеческому фактору, ошибкам переутомленных солдат решать исход владения этими землями.
И все же принятое решение не успокоило фрументария, обстановка ему категорически не нравилась. Он здорово сглупил, рассчитывая уладить дела с курьером в Нельсоне своевременно. Неудачи сыпались одна за другой: неделю назад у них сломался радиопередатчик: сигнал шел лишь в одну сторону – Нельсон передавал сообщения, но ответа не получал. Когда Инкульта прибыл на место, при беглом осмотре станции обнаружился всего лишь отошедший контакт – эти недоумки неделю сидели без связи, не догадавшись заново скрутить пережатый провод наушников. А возврат к прежней системе информационного обмена с командующим штабом дал серьезный сбой при первой же попытке вершить дела по-старинке: гонец просто не добрался до пункта назначения.
Курсорам и снабженческим отрядам требовались сутки, чтобы доставлять сообщение из штаба к передовым позициям, а при военном положении такие сроки являлись недопустимо долгими, да и элемент непредсказуемости невозможно было исключать. Посланник Вульпеса не прибыл в Нельсон вовремя: ранение во время неосторожной стычки со стаей гекко. Несчастный ублюдок как минимум умудрился не сдохнуть и дополз до ближайшего поста легиона в шахтерском поселке, при нем остались все документы и срочные депеши. Целые, но так и не доставленные по назначению.
Вульпес в который раз проклял упертость Цезаря: отлаженная радиосвязь и обученные офицеры решили бы многие проблемы, но лидер отказывался повсеместно использовать в легионе специалистов по данной технологии, кроме как для перехвата и прослушки вражеских передач. Группа радийной разведки и без того была сформирована сравнительно недавно (не без влияния самого Вульпеса) и состояла по большей части из наемников Меса Верде: после поражения у дамбы Цезарь куда серьезнее начал относиться к стратегическому преимуществу технологий противника, уже не надеясь одержать внушительную победу лишь за счет тренировки и численного перевеса своих бойцов.
Неуютные мысли, нереализованные возможности, идеологические ограничения. Легкие пути притягательны, достижения прогнившей цивилизации соблазняют, а руки сами тянутся к отравленному плоду, но это тупиковый путь. Порой Вульпес чувствовал, что задыхается в навязанных ему рамках, не может проявить свои способности в полную мощь - множественные табу давили его волю не хуже рабского ошейника на горле. Впрочем, Инкульта прекрасно понимал, что теряя самоконтроль, он потеряет власть. Без сомнения, Цезарь руководствовался верными и рациональными принципами, взращивая жизнеспособное, стойкое, здоровое общество, но Вульпес, с детства знакомый со вкусом иного, недопустимого образа мышления и жизни, понимал, что даже этот рай навечно будет для него лишь тенью другого мира, к которому привык он сам.
Все больше его работа напоминала бег по лезвию между двумя культурами. Внедрен в одну, предан другой. Жизнь распадалась надвое, но у этого угла обзора имелись и свои преимущества: все плюсы и минусы обоих сообществ видны как на ладони. Со временем все сложнее воздержаться от перемешивания, от продиктованных прагматизмом попыток внедрения достижений обоих культур в собственную деятельность. Нельзя: приходится балансировать, удерживаясь на остром краю. То, что слева – останется слева; то же справедливо и для правой стороны.
Последние события подарили Вульпесу слабую призрачную надежду, что воображаемое лезвие не столь узко, чтобы на нем мог поместиться всего один человек. Возможно ли не сорваться вниз, удержаться, найти точку опоры… сколько ангелов уместится на конце одной иглы? Сколько демонов на кривом острие мачете?
Инкульта все еще лежал с открытыми глазами, сна не было. Неприятное чувство изнуренности, когда организм вымотан до хронической бессонницы: физическая усталость вытягивает остатки сил, но все еще не столь доминирует, чтобы он смог мгновенно отключиться, едва опустившись на постель. Навязчивые мысли, нерешенные проблемы давят тяжким грузом на психику.
Нарушения сна давно стали нормой, Вульпес тщетно пытался выровнять сбитый режим: пара часов дремы днем, несколько перед рассветом… Фрументарий привык просыпаться от малейшего подозрительного шороха, организм реагировал без промедлений; реальность наваливалась в одно мгновение во всем изобилии неотложных решений и задач, и заснуть вновь всегда было очень тяжело. Кажется, сегодня бессмысленно даже надеяться задремать - луна уже плывет к горизонту, ночь на исходе, лагерь скоро проснется. Еще час, и можно будить курьера; Вульпес до сих пор не поприветствовал ее, хотя знал, что девушка в лагере. Утром им предстоял длинный путь, наверстать недостаток сна он сможет во время полуденного привала – заодно и проверит, насколько его протеже можно доверять свою безопасность.
Предрассветную тишину прорезал резкий сигнал, будто кто-то включил радиоприемник: барахлящие динамики выдали хриплую отрывистую мелодию.
«Какого черта?»
Ведь не могли эти идиоты в самом деле протащить в лагерь радио и потехи ради вылавливать музыкальные станции профлигатов? …Или могли?
Не раз спасавшие рефлексы выживания сработали мгновенно: Вульпес проворно выбрался из-под одеяла. Вместо зябкого холода сквозняка по обнаженной коже пробежала горячая адреналиновая дрожь. В темноте на ощупь нашел свежевыстиранную одежду, спешно просунул голову в ворот еще мокрой туники, одновременно сгребая с сундука портупею. Наскоро затянул ремни. Даже не обернулся в сторону тяжелого нагрудника – непозволительная трата времени на многочисленные застежки.
Проскользнул к двери почти неслышно: по-кошачьи невесомые шаги босиком по скрипучему дощатому полу. Уже на выходе из дома, зажав нож в зубах, на ходу согнулся, быстро натягивая сапоги. Туго рванул шнуровку, не тратя время на узлы и просто запихнув ремешки за голенища. Восемь секунд прошло после прозвучавшего подозрительного звука в центре лагеря: за это время сонная расслабленность легионера сменилась полной боеготовностью.
Сдерживая участившееся дыхание, Вульпес вжался в дверь спиной, держа нож наготове, прислушался. Осторожно подался назад, надавливая плечом на тяжелую створку, и приник к образовавшейся узкой щели в дверном проеме. Быстро оценил ситуацию снаружи – темно и тихо. Убедившись в отсутствии движения, фрументарий незаметной, проворной тенью выскользнул из коттеджа.
Слева из соседнего барака донеслось негромкое шуршание: дверь приоткрылась на ширину ладони, и молодой легионер осторожно высунулся на улицу, ведя стволом ружья вслед за траекторией взгляда. Инкульта не стал привлекать к себе внимания, отступив в черный сумрак. Несмотря на обманчивое затишье, он уже знал, что лагерь проснулся: люди на передовой великолепно понимали, что своевременная реакция на любые посторонние звуки может спасти их жизни, а самый быстрый путь в могилу – самоуверенно игнорировать все подозрительное и непонятное. Контуберний Мертвого Моря в отношении боевой дисциплины пока демонстрировал себя с лучшей стороны – теперь лишь бы не подняли лишний шум и тихо заняли позиции, раньше времени не спровоцировав врага на активные действия.
Вульпес удобнее перехватил нож и замер, вжавшись в шершавую штукатурку стены. Почти не дыша, осмотрел пространство с занятой точки, сам скрытый густой тенью низкого здания. Осторожно двинулся к углу, прислушиваясь, улавливая ветер.
Странное направление источника шума: лагерь обошли с тыла? Почему часовые бездействуют? Ночь наполнилась новыми шумами: отчетливый шорох ткани, шипение лазера, сдавленный хрип. В одно мгновение кусочки головоломки сложились - фрументарий сорвался с места, уже зная, какая картина откроется за следующим поворотом.
Палатка курьера запрокинулась на бок – выбитая опора, беспомощно болтающиеся шлейфы оттяжек. Прорванный в нескольких местах тент, располосованный на длинные лоскутья, вздымался и метался, явно скрывая под собой нешуточный бой. Путаясь в складках ткани, из-под покосившегося каркаса неуклюже выбирался мужчина, приглушенно матерясь и зажимая рукой кровоточащую грудь. Боевой робот курьера кружил над завалившимся каркасом - при появлении выползающего легионера луч лазера располосовал его плечо от бицепса до локтя; мужчина глухо взвыл сквозь стиснутые зубы.
В несколько прыжков фрументарий оказался возле палатки. Не обращая внимания на раненого легионера и преследующего его ЭД-Э, Вульпес вонзил нож в тент, разрезая ткань по всей длине, распарывая, словно огромный сморщенный кокон. Рванул край на себя и стремительно отскочил в сторону, опасаясь, что робот переключит внимание на него и атакует со спины. Этого не произошло: летающий глаз был занят неуклюже отползающей жертвой, оставляя на распростертом теле длинные кровоточащие линии ожогов.
Фрументарий пружинисто развернулся, занимая оборонительную стойку и все еще держа нож наготове. Два человека у его ног барахтались в измятых остатках того, что некогда было походной палаткой, ожесточенная драка перешла в финальную стадию. Курьер отчаянно вырвалась, прижатая к земле массивным телом легионера, скрюченные пальцы рефлекторно тянулись к ладоням, плотно обхватившим ее горло. Девушка хрипела, извиваясь всем телом в борьбе за спасительный глоток воздуха. Мужчина лишь сильнее сдавливал руки, не обращая внимания на царапания, удары и прочие безуспешные попытки курьера освободиться.
Вульпес слышал, как сзади приближается патруль. Просвистела пуля, отскочив рикошетом от бронированного корпуса ЭД-Э.
- Робота не трогать, солдата унести в дом, - не оборачиваясь, отрывисто рявкнул фрументарий; патрульные по команде прекратили стрельбу. Перешагнув через беспорядочные складки рухнувшего тента, Инкульта ударом рукояти ножа в висок отшвырнул легионера в сторону. Мужчина ослабил хватку, курьер тут же со свистом втянула воздух и, перекатившись на живот, глухо закашлялась, хватаясь за горло. Попыталась отползти на локтях, свободная рука тянулась к погребенному под тентом прикладу ковбойской винтовки.
Вульпес размашисто пнул солдата под ребра, отбрасывая от палатки почти на фут; тот хрипло охнул и, схватившись за живот, скорчился на земле. Фрументарий стремительно обернулся к курьеру: схватив за воротник, рывком поднял девушку на ноги. У той, казалось, уже не осталось сил на сопротивление.
- Дай отбой роботу, - глухо приказал он, встряхнув ее и грубо разворачивая по направлению к легионерам, оттаскивающих раненого солдата под прикрытие каменных стен; ЭД-Э неотступно преследовал свою жертву, красные лучи лазера то и дело короткими вспышками разрезали ночную темноту. Пошатнувшись, девушка, наконец, сфокусировала абсолютно невменяемый взгляд на лице фрументария, одновременно Инкульта почувствовал, как в нижнюю часть живота уперся твердый ствол винтовки. Вполне ожидаемо…
Его бронированный нагрудник остался в коттедже – не было времени закреплять ремни. Если бы холодный металл не ввинчивался столь красноречиво в кожу левее пупка, Вульпес даже посмеялся бы над печальной иронией ситуации: выиграв секунды, чтобы спасти курьера, он тем самым пренебрег собственными шансами на спасение. Впрочем, от выстрела в упор его не защитила бы даже кожаная броня.
Инкульта терпеливо, неотрывно смотрел в расширенные карие глаза, читая в них страх, боль, смятение. Пытался распознать свой приговор.
Время застыло, секунды растягивались на годы, и каждый удар сердца четко отдавался во всем теле гулкой вибрацией, будто отсчитывал последние удары далекий погребальный колокол. Мужчина молчал, все так же пристально, жестко впиваясь в ее глаза, с той же категоричной твердостью, как и впивающаяся в его тело винтовка. Страха не было – только досада на собственные промахи, за которые в итоге придется расплатиться жизнью.
Расширенные зрачки курьера тускло поблескивали, поймав рваные отсветы трепещущего факела патруля. Из царапины над бровью проступала тонкая струйка черной крови.
«Она куда красивее сейчас – человечная, живая, как и подобает девушке, а не наемнику с очерствевшей каменной душой. Дрожит от ярости вперемешку с испугом… Решительность и отчаяние… Такие искренние. Лучше, чем маска крутой суки, которая ей совсем не идет».
Возможно, эти нелепые мысли против воли отразились на его лице. Он не знал, что именно произошло, что повлияло на решение, но неожиданно курьер отвела глаза и опустила оружие.
В немом неподвижном противоборстве прошло не более пяти секунд, но усталость навалилась такая, будто он не отдыхал несколько суток. Отчасти так оно и было. Вульпес медленно расслабился, тихо выдохнул сквозь стиснутые зубы и с облегчением ощутил, как напряжение схлынуло теплым очищающим потоком, окатившим все тело от сжатой челюсти до сведенных пальцев на ногах, боль медленно уходила из каждой мышцы. Ноги внезапно обмякли и задрожали, грозясь не выдержать вес тела.
Побелевшие пальцы, с силой стискивающие рукоять ножа, вновь обрели чувствительность. Вульпес медленно отвел лезвие от бока девушки, стараясь, чтобы она не заметила его готовность к мстительному контрудару в случае иного исхода. Стараясь выровнять неожиданно охрипший голос, фрументарий медленно отодвинулся назад, вновь кивая на продолжавшего преследование ЭД-Э.
- Они сдерживаются, чтобы не разнести его вдребезги, только по моему приказу. Успокойся и отключи робота, или я даю команду к ответной атаке.
Курьер отступила на шаг, окончательно опустив оружие, и нервно запахнула разорванную на груди рубашку. Тяжело сглотнув, быстро кивнула и на нетвердых ногах двинулась следом за роботом.
Происшествие разбудило весь лагерь, со всех сторон уже спешили потревоженные солдаты, с факелом в руке к обломкам палатки шагал Мертвое Море. Вульпес досадливо растер лоб рукой, скривившись, будто от приступа зубной боли. Взять себя в руки, унять нервный тремор в кончиках пальцев, выпрямить спину, на которую будто опустили стотонную ношу. Мир, на короткую долю секунды сжавшийся до дула винтовки и испуганных глаз девушки, стремительно разворачивался, разрастался, оглушая цветом, движением и звуком. Инкульта обернулся к прерывисто хватающему воздух ртом легионеру, в позе эмбриона сжавшемуся у его ног.
- Скотина, - глухо прошипел Вульпес и с размаху засадил носком сапога солдату в живот, вымещая кипящую внутри злость. Выровняв дыхание, фрументарий опустил «потрошитель» в ножны и неторопливо обернулся к декану, уже предвкушая не самый приятный разговор.
Курьер, тем временем, смогла перевести боевой режим робота на пассивную защиту, ЭД-Э оставил в покое легионера и настороженно замер возле хозяйки. Солдаты, следуя приказу, пока не трогали ее, но оружие их недвусмысленно было направлено в сторону девушки. Рэй казалась безразличной к столь неприкрытой угрозе - опустив винтовку на колени, девушка бессильно привалилась спиной к стене сарая, осторожно массируя поврежденное горло. Дрожащие пальцы другой руки все еще инстинктивно пытались сомкнуть края разошедшейся по шву разорванной одежды. Пустым взглядом она отрешенно наблюдала за собравшимися на месте происшествия офицерами.
Мертвое Море оглядел упавшую палатку, задержал взгляд на скорчившемся у ног Инкульты легионере и сплюнул на землю.
- Второго тащите сюда, бабу тоже, - не оборачиваясь, коротко отдал приказ декан двум легионерам за его спиной. – Остальных разогнать обратно по палаткам.
Вульпес прищурился от яркого света факела.
- Ее не трогайте, - негромко, но твердо поправил фрументарий. Солдаты замерли, не зная, стоит ли подчиняться своему боевому командиру или старшему по званию, но чужому здесь офицеру. Декан презрительно хмыкнул, с некоторым удивлением вскинул бровь, внимательно изучая шпиона. Инкульта, вздернув подбородок, с открытым вызовом смотрел на собеседника.
- Выполняйте, - наконец, коротко приказал Мертвое Море, кивнув солдатам в сторону фрументария, тем самым принимая его уточнение насчет курьера.
Инкульта удовлетворенно склонил голову и выжидательно скрестил руки на груди, отступив от упавшей палатки на несколько шагов, чтобы не мешать патрульным поднимать на ноги избитого легионера. Внутренне он корил себя за беспечное попустительство, за недоверие собственным беспокойным предчувствиям. В сложившейся ситуации виноват только он один: после прибытия в лагерь завалился спать, вскользь ознакомившись с обстановкой – расслабившийся идиот: понадеялся, что тыл легиона, как всегда, безопасен. Что дисциплина безукоризненна, а приказы не подлежат сомнению и обсуждению. Солдаты так и не получили однозначного подтверждения особого статуса диссолюта от него лично, а декану явно нет дела до обосновавшейся в его лагере на одну ночь спутницы фрументария. Во всем виноват он один. Привык к легкой жизни, давно не бывал сам на линии фронта, сопляк - забыл, каково оно тут…Даже в тылу следует опасаться не только ножа в спину, но и пули в лоб.
Здесь нет рабов, нет увольнительных, единственное развлечение – пострелять хищников, да нкровцев за гребнем любого соседнего холма. За подобными «развлечениями» даже далеко ходить не нужно, они тут на каждом шагу. Люди живут в постоянном напряжении, в постоянном страхе за свою жизнь. Мертвое Море не в лучшем положении: кое-где приходится закрывать глаза на мелкие отступления от дисциплины, иначе измученные солдаты, чьи нервы и так на пределе, не пощадят и его самого.
Не удивительно, что четвертый месяц варящиеся в этом адском котле воины позволили себе некоторые вольности по отношению к неведомо как появившемуся в лагере профлигату. Простая, давно назревшая необходимость расслабиться…
Вульпес глухо зарычал сквозь стиснутые зубы; головная боль пульсировала в висках, словно два молота изнутри ритмично ударяли в стенки черепа. Декан контуберния с отвращением глядел на лежащего перед ним солдата, и Вульпес знал, что эта кислая гримаса на лице командира вызвана отнюдь не поведением раненого легионера. Пожалуй, он даже во многом оправдывал своего подчиненного.
Люди измучены, доведены до предела. Контуберний бессменно удерживает высоты уже четвертый месяц: постоянное напряжение, перманентная боеготовность. Нервы солдат натянуты, словно пружина капкана, готового вот-вот сработать при малейшем неосторожном касании. Мертвое Море отказывается сдавать пост под чужое командование, следуя приказу Цезаря до последнего, попросту изображая героя, хотя он и сам давно видит, что его людям нужна передышка. Пока потерь нет, но вскоре они последуют, и хорошо, если только измеряемые числом личного состава, а не площадью территорий легиона.
Вульпес сделал пометку в уме при первой возможности послать доклад Цезарю касательно проблем этой позиции – хочет того декан или нет, но форпост слишком важен, чтобы позволять человеческому фактору, ошибкам переутомленных солдат решать исход владения этими землями.
И все же принятое решение не успокоило фрументария, обстановка ему категорически не нравилась. Он здорово сглупил, рассчитывая уладить дела с курьером в Нельсоне своевременно. Неудачи сыпались одна за другой: неделю назад у них сломался радиопередатчик: сигнал шел лишь в одну сторону – Нельсон передавал сообщения, но ответа не получал. Когда Инкульта прибыл на место, при беглом осмотре станции обнаружился всего лишь отошедший контакт – эти недоумки неделю сидели без связи, не догадавшись заново скрутить пережатый провод наушников. А возврат к прежней системе информационного обмена с командующим штабом дал серьезный сбой при первой же попытке вершить дела по-старинке: гонец просто не добрался до пункта назначения.
Курсорам и снабженческим отрядам требовались сутки, чтобы доставлять сообщение из штаба к передовым позициям, а при военном положении такие сроки являлись недопустимо долгими, да и элемент непредсказуемости невозможно было исключать. Посланник Вульпеса не прибыл в Нельсон вовремя: ранение во время неосторожной стычки со стаей гекко. Несчастный ублюдок как минимум умудрился не сдохнуть и дополз до ближайшего поста легиона в шахтерском поселке, при нем остались все документы и срочные депеши. Целые, но так и не доставленные по назначению.
Вульпес в который раз проклял упертость Цезаря: отлаженная радиосвязь и обученные офицеры решили бы многие проблемы, но лидер отказывался повсеместно использовать в легионе специалистов по данной технологии, кроме как для перехвата и прослушки вражеских передач. Группа радийной разведки и без того была сформирована сравнительно недавно (не без влияния самого Вульпеса) и состояла по большей части из наемников Меса Верде: после поражения у дамбы Цезарь куда серьезнее начал относиться к стратегическому преимуществу технологий противника, уже не надеясь одержать внушительную победу лишь за счет тренировки и численного перевеса своих бойцов.
Неуютные мысли, нереализованные возможности, идеологические ограничения. Легкие пути притягательны, достижения прогнившей цивилизации соблазняют, а руки сами тянутся к отравленному плоду, но это тупиковый путь. Порой Вульпес чувствовал, что задыхается в навязанных ему рамках, не может проявить свои способности в полную мощь - множественные табу давили его волю не хуже рабского ошейника на горле. Впрочем, Инкульта прекрасно понимал, что теряя самоконтроль, он потеряет власть. Без сомнения, Цезарь руководствовался верными и рациональными принципами, взращивая жизнеспособное, стойкое, здоровое общество, но Вульпес, с детства знакомый со вкусом иного, недопустимого образа мышления и жизни, понимал, что даже этот рай навечно будет для него лишь тенью другого мира, к которому привык он сам.
Все больше его работа напоминала бег по лезвию между двумя культурами. Внедрен в одну, предан другой. Жизнь распадалась надвое, но у этого угла обзора имелись и свои преимущества: все плюсы и минусы обоих сообществ видны как на ладони. Со временем все сложнее воздержаться от перемешивания, от продиктованных прагматизмом попыток внедрения достижений обоих культур в собственную деятельность. Нельзя: приходится балансировать, удерживаясь на остром краю. То, что слева – останется слева; то же справедливо и для правой стороны.
Последние события подарили Вульпесу слабую призрачную надежду, что воображаемое лезвие не столь узко, чтобы на нем мог поместиться всего один человек. Возможно ли не сорваться вниз, удержаться, найти точку опоры… сколько ангелов уместится на конце одной иглы? Сколько демонов на кривом острие мачете?
Инкульта все еще лежал с открытыми глазами, сна не было. Неприятное чувство изнуренности, когда организм вымотан до хронической бессонницы: физическая усталость вытягивает остатки сил, но все еще не столь доминирует, чтобы он смог мгновенно отключиться, едва опустившись на постель. Навязчивые мысли, нерешенные проблемы давят тяжким грузом на психику.
Нарушения сна давно стали нормой, Вульпес тщетно пытался выровнять сбитый режим: пара часов дремы днем, несколько перед рассветом… Фрументарий привык просыпаться от малейшего подозрительного шороха, организм реагировал без промедлений; реальность наваливалась в одно мгновение во всем изобилии неотложных решений и задач, и заснуть вновь всегда было очень тяжело. Кажется, сегодня бессмысленно даже надеяться задремать - луна уже плывет к горизонту, ночь на исходе, лагерь скоро проснется. Еще час, и можно будить курьера; Вульпес до сих пор не поприветствовал ее, хотя знал, что девушка в лагере. Утром им предстоял длинный путь, наверстать недостаток сна он сможет во время полуденного привала – заодно и проверит, насколько его протеже можно доверять свою безопасность.
Предрассветную тишину прорезал резкий сигнал, будто кто-то включил радиоприемник: барахлящие динамики выдали хриплую отрывистую мелодию.
«Какого черта?»
Ведь не могли эти идиоты в самом деле протащить в лагерь радио и потехи ради вылавливать музыкальные станции профлигатов? …Или могли?
Не раз спасавшие рефлексы выживания сработали мгновенно: Вульпес проворно выбрался из-под одеяла. Вместо зябкого холода сквозняка по обнаженной коже пробежала горячая адреналиновая дрожь. В темноте на ощупь нашел свежевыстиранную одежду, спешно просунул голову в ворот еще мокрой туники, одновременно сгребая с сундука портупею. Наскоро затянул ремни. Даже не обернулся в сторону тяжелого нагрудника – непозволительная трата времени на многочисленные застежки.
Проскользнул к двери почти неслышно: по-кошачьи невесомые шаги босиком по скрипучему дощатому полу. Уже на выходе из дома, зажав нож в зубах, на ходу согнулся, быстро натягивая сапоги. Туго рванул шнуровку, не тратя время на узлы и просто запихнув ремешки за голенища. Восемь секунд прошло после прозвучавшего подозрительного звука в центре лагеря: за это время сонная расслабленность легионера сменилась полной боеготовностью.
Сдерживая участившееся дыхание, Вульпес вжался в дверь спиной, держа нож наготове, прислушался. Осторожно подался назад, надавливая плечом на тяжелую створку, и приник к образовавшейся узкой щели в дверном проеме. Быстро оценил ситуацию снаружи – темно и тихо. Убедившись в отсутствии движения, фрументарий незаметной, проворной тенью выскользнул из коттеджа.
Слева из соседнего барака донеслось негромкое шуршание: дверь приоткрылась на ширину ладони, и молодой легионер осторожно высунулся на улицу, ведя стволом ружья вслед за траекторией взгляда. Инкульта не стал привлекать к себе внимания, отступив в черный сумрак. Несмотря на обманчивое затишье, он уже знал, что лагерь проснулся: люди на передовой великолепно понимали, что своевременная реакция на любые посторонние звуки может спасти их жизни, а самый быстрый путь в могилу – самоуверенно игнорировать все подозрительное и непонятное. Контуберний Мертвого Моря в отношении боевой дисциплины пока демонстрировал себя с лучшей стороны – теперь лишь бы не подняли лишний шум и тихо заняли позиции, раньше времени не спровоцировав врага на активные действия.
Вульпес удобнее перехватил нож и замер, вжавшись в шершавую штукатурку стены. Почти не дыша, осмотрел пространство с занятой точки, сам скрытый густой тенью низкого здания. Осторожно двинулся к углу, прислушиваясь, улавливая ветер.
Странное направление источника шума: лагерь обошли с тыла? Почему часовые бездействуют? Ночь наполнилась новыми шумами: отчетливый шорох ткани, шипение лазера, сдавленный хрип. В одно мгновение кусочки головоломки сложились - фрументарий сорвался с места, уже зная, какая картина откроется за следующим поворотом.
Палатка курьера запрокинулась на бок – выбитая опора, беспомощно болтающиеся шлейфы оттяжек. Прорванный в нескольких местах тент, располосованный на длинные лоскутья, вздымался и метался, явно скрывая под собой нешуточный бой. Путаясь в складках ткани, из-под покосившегося каркаса неуклюже выбирался мужчина, приглушенно матерясь и зажимая рукой кровоточащую грудь. Боевой робот курьера кружил над завалившимся каркасом - при появлении выползающего легионера луч лазера располосовал его плечо от бицепса до локтя; мужчина глухо взвыл сквозь стиснутые зубы.
В несколько прыжков фрументарий оказался возле палатки. Не обращая внимания на раненого легионера и преследующего его ЭД-Э, Вульпес вонзил нож в тент, разрезая ткань по всей длине, распарывая, словно огромный сморщенный кокон. Рванул край на себя и стремительно отскочил в сторону, опасаясь, что робот переключит внимание на него и атакует со спины. Этого не произошло: летающий глаз был занят неуклюже отползающей жертвой, оставляя на распростертом теле длинные кровоточащие линии ожогов.
Фрументарий пружинисто развернулся, занимая оборонительную стойку и все еще держа нож наготове. Два человека у его ног барахтались в измятых остатках того, что некогда было походной палаткой, ожесточенная драка перешла в финальную стадию. Курьер отчаянно вырвалась, прижатая к земле массивным телом легионера, скрюченные пальцы рефлекторно тянулись к ладоням, плотно обхватившим ее горло. Девушка хрипела, извиваясь всем телом в борьбе за спасительный глоток воздуха. Мужчина лишь сильнее сдавливал руки, не обращая внимания на царапания, удары и прочие безуспешные попытки курьера освободиться.
Вульпес слышал, как сзади приближается патруль. Просвистела пуля, отскочив рикошетом от бронированного корпуса ЭД-Э.
- Робота не трогать, солдата унести в дом, - не оборачиваясь, отрывисто рявкнул фрументарий; патрульные по команде прекратили стрельбу. Перешагнув через беспорядочные складки рухнувшего тента, Инкульта ударом рукояти ножа в висок отшвырнул легионера в сторону. Мужчина ослабил хватку, курьер тут же со свистом втянула воздух и, перекатившись на живот, глухо закашлялась, хватаясь за горло. Попыталась отползти на локтях, свободная рука тянулась к погребенному под тентом прикладу ковбойской винтовки.
Вульпес размашисто пнул солдата под ребра, отбрасывая от палатки почти на фут; тот хрипло охнул и, схватившись за живот, скорчился на земле. Фрументарий стремительно обернулся к курьеру: схватив за воротник, рывком поднял девушку на ноги. У той, казалось, уже не осталось сил на сопротивление.
- Дай отбой роботу, - глухо приказал он, встряхнув ее и грубо разворачивая по направлению к легионерам, оттаскивающих раненого солдата под прикрытие каменных стен; ЭД-Э неотступно преследовал свою жертву, красные лучи лазера то и дело короткими вспышками разрезали ночную темноту. Пошатнувшись, девушка, наконец, сфокусировала абсолютно невменяемый взгляд на лице фрументария, одновременно Инкульта почувствовал, как в нижнюю часть живота уперся твердый ствол винтовки. Вполне ожидаемо…
Его бронированный нагрудник остался в коттедже – не было времени закреплять ремни. Если бы холодный металл не ввинчивался столь красноречиво в кожу левее пупка, Вульпес даже посмеялся бы над печальной иронией ситуации: выиграв секунды, чтобы спасти курьера, он тем самым пренебрег собственными шансами на спасение. Впрочем, от выстрела в упор его не защитила бы даже кожаная броня.
Инкульта терпеливо, неотрывно смотрел в расширенные карие глаза, читая в них страх, боль, смятение. Пытался распознать свой приговор.
Время застыло, секунды растягивались на годы, и каждый удар сердца четко отдавался во всем теле гулкой вибрацией, будто отсчитывал последние удары далекий погребальный колокол. Мужчина молчал, все так же пристально, жестко впиваясь в ее глаза, с той же категоричной твердостью, как и впивающаяся в его тело винтовка. Страха не было – только досада на собственные промахи, за которые в итоге придется расплатиться жизнью.
Расширенные зрачки курьера тускло поблескивали, поймав рваные отсветы трепещущего факела патруля. Из царапины над бровью проступала тонкая струйка черной крови.
«Она куда красивее сейчас – человечная, живая, как и подобает девушке, а не наемнику с очерствевшей каменной душой. Дрожит от ярости вперемешку с испугом… Решительность и отчаяние… Такие искренние. Лучше, чем маска крутой суки, которая ей совсем не идет».
Возможно, эти нелепые мысли против воли отразились на его лице. Он не знал, что именно произошло, что повлияло на решение, но неожиданно курьер отвела глаза и опустила оружие.
В немом неподвижном противоборстве прошло не более пяти секунд, но усталость навалилась такая, будто он не отдыхал несколько суток. Отчасти так оно и было. Вульпес медленно расслабился, тихо выдохнул сквозь стиснутые зубы и с облегчением ощутил, как напряжение схлынуло теплым очищающим потоком, окатившим все тело от сжатой челюсти до сведенных пальцев на ногах, боль медленно уходила из каждой мышцы. Ноги внезапно обмякли и задрожали, грозясь не выдержать вес тела.
Побелевшие пальцы, с силой стискивающие рукоять ножа, вновь обрели чувствительность. Вульпес медленно отвел лезвие от бока девушки, стараясь, чтобы она не заметила его готовность к мстительному контрудару в случае иного исхода. Стараясь выровнять неожиданно охрипший голос, фрументарий медленно отодвинулся назад, вновь кивая на продолжавшего преследование ЭД-Э.
- Они сдерживаются, чтобы не разнести его вдребезги, только по моему приказу. Успокойся и отключи робота, или я даю команду к ответной атаке.
Курьер отступила на шаг, окончательно опустив оружие, и нервно запахнула разорванную на груди рубашку. Тяжело сглотнув, быстро кивнула и на нетвердых ногах двинулась следом за роботом.
Происшествие разбудило весь лагерь, со всех сторон уже спешили потревоженные солдаты, с факелом в руке к обломкам палатки шагал Мертвое Море. Вульпес досадливо растер лоб рукой, скривившись, будто от приступа зубной боли. Взять себя в руки, унять нервный тремор в кончиках пальцев, выпрямить спину, на которую будто опустили стотонную ношу. Мир, на короткую долю секунды сжавшийся до дула винтовки и испуганных глаз девушки, стремительно разворачивался, разрастался, оглушая цветом, движением и звуком. Инкульта обернулся к прерывисто хватающему воздух ртом легионеру, в позе эмбриона сжавшемуся у его ног.
- Скотина, - глухо прошипел Вульпес и с размаху засадил носком сапога солдату в живот, вымещая кипящую внутри злость. Выровняв дыхание, фрументарий опустил «потрошитель» в ножны и неторопливо обернулся к декану, уже предвкушая не самый приятный разговор.
Курьер, тем временем, смогла перевести боевой режим робота на пассивную защиту, ЭД-Э оставил в покое легионера и настороженно замер возле хозяйки. Солдаты, следуя приказу, пока не трогали ее, но оружие их недвусмысленно было направлено в сторону девушки. Рэй казалась безразличной к столь неприкрытой угрозе - опустив винтовку на колени, девушка бессильно привалилась спиной к стене сарая, осторожно массируя поврежденное горло. Дрожащие пальцы другой руки все еще инстинктивно пытались сомкнуть края разошедшейся по шву разорванной одежды. Пустым взглядом она отрешенно наблюдала за собравшимися на месте происшествия офицерами.
Мертвое Море оглядел упавшую палатку, задержал взгляд на скорчившемся у ног Инкульты легионере и сплюнул на землю.
- Второго тащите сюда, бабу тоже, - не оборачиваясь, коротко отдал приказ декан двум легионерам за его спиной. – Остальных разогнать обратно по палаткам.
Вульпес прищурился от яркого света факела.
- Ее не трогайте, - негромко, но твердо поправил фрументарий. Солдаты замерли, не зная, стоит ли подчиняться своему боевому командиру или старшему по званию, но чужому здесь офицеру. Декан презрительно хмыкнул, с некоторым удивлением вскинул бровь, внимательно изучая шпиона. Инкульта, вздернув подбородок, с открытым вызовом смотрел на собеседника.
- Выполняйте, - наконец, коротко приказал Мертвое Море, кивнув солдатам в сторону фрументария, тем самым принимая его уточнение насчет курьера.
Инкульта удовлетворенно склонил голову и выжидательно скрестил руки на груди, отступив от упавшей палатки на несколько шагов, чтобы не мешать патрульным поднимать на ноги избитого легионера. Внутренне он корил себя за беспечное попустительство, за недоверие собственным беспокойным предчувствиям. В сложившейся ситуации виноват только он один: после прибытия в лагерь завалился спать, вскользь ознакомившись с обстановкой – расслабившийся идиот: понадеялся, что тыл легиона, как всегда, безопасен. Что дисциплина безукоризненна, а приказы не подлежат сомнению и обсуждению. Солдаты так и не получили однозначного подтверждения особого статуса диссолюта от него лично, а декану явно нет дела до обосновавшейся в его лагере на одну ночь спутницы фрументария. Во всем виноват он один. Привык к легкой жизни, давно не бывал сам на линии фронта, сопляк - забыл, каково оно тут…Даже в тылу следует опасаться не только ножа в спину, но и пули в лоб.
Здесь нет рабов, нет увольнительных, единственное развлечение – пострелять хищников, да нкровцев за гребнем любого соседнего холма. За подобными «развлечениями» даже далеко ходить не нужно, они тут на каждом шагу. Люди живут в постоянном напряжении, в постоянном страхе за свою жизнь. Мертвое Море не в лучшем положении: кое-где приходится закрывать глаза на мелкие отступления от дисциплины, иначе измученные солдаты, чьи нервы и так на пределе, не пощадят и его самого.
Не удивительно, что четвертый месяц варящиеся в этом адском котле воины позволили себе некоторые вольности по отношению к неведомо как появившемуся в лагере профлигату. Простая, давно назревшая необходимость расслабиться…
Вульпес глухо зарычал сквозь стиснутые зубы; головная боль пульсировала в висках, словно два молота изнутри ритмично ударяли в стенки черепа. Декан контуберния с отвращением глядел на лежащего перед ним солдата, и Вульпес знал, что эта кислая гримаса на лице командира вызвана отнюдь не поведением раненого легионера. Пожалуй, он даже во многом оправдывал своего подчиненного.
продолжение в комментариях
Вопрос: Сказать автору "спасибо"
| 1. тык | 26 | (100%) | |
| Всего: | 26 | ||
@темы: фанфик, fallout new vegas